Когда они вернулись, Свете удалось, наконец, дозвониться до Константина Мстиславовича. Выслушав ее, тот почему-то не пришел в восторг.
– Ну, самодеятельность! – грубовато сказал он. – Ладно, принял к сведению.
И закончил разговор.
– Принял он к сведению! – рассердилась Света. – Мы ему на блюдечке преподнесли преступника, а он!
На что Дрозд справедливо заметил, что пока неизвестно, кто преступник. Они всего лишь узнали, что в день убийства Серафимович был неподалеку от места преступления. Но это не делает его автоматически убийцей.
– Я тебя очень прошу, не вздумай завтра играть в самодеятельность, – попросил он. – Не пытайся ловить Серафимовича на слове.
– Да вы сговорились! Самодеятельность, самодеятельность… Не буду я никого ловить. Отсниму материал – и немедленно уеду.
Но вышло по-другому.
Стрельников не стал возражать против присутствия постороннего человека на его репетиции. Не дослушав Свету, он оборвал взмахом руки ее объяснения и отрывисто сказал:
– Пусть сидит! Но! Чтобы не было видно и слышно!
У Светы имелись кое-какие сомнения по поводу выполнимости обоих пунктов. Но она благоразумно промолчала.
Зал был практически не освещен. Дрозд ушел подальше от сцены и сел возле прохода. «Может быть, если он не начнет свистеть, его не будет слышно, – подумала Света. – Но вот насчет «видно»…
Несмотря на полумрак, Дрозд торчал в пустом зрительном зале как незабитый гвоздь из доски.
Незнакомая Свете актриса, стоявшая возле помощника режиссера, с интересом всматривалась в глубь зала. Когда Дрозд помахал подруге рукой, актриса без колебаний приняла этот знак внимания на свой счет и обворожительно улыбнулась.
Заметив эту улыбку, Света посмотрела на актрису внимательнее. Вылитая Наденька из «Иронии судьбы», только брови не в ниточку, а пшеничными колосьями – широкие, густые. Взгляд нежный, плечи узкие, декольте глубокое. Не женщина, а мечта.
Обсудив что-то с помощником Сашей, женщина-мечта уверенной походкой направилась в зал. Дошла до кресла, где сидел Дрозд, и остановилась. Издалека Свете не было слышно, о чем они беседуют. Но краем глаза она видела, что актриса, откинув голову назад, весело расхохоталась.
Что ж, ничего удивительного. Дрозд всегда умел рассмешить кого угодно.
– Майя! – окликнул помощник режиссера.
Помедлив, актриса вернулась обратно. Она неторопливо шла по проходу, и Света машинально отметила, что у нее особая походка. Походка женщины, гуляющей по набережной в широкополой шляпе и с маленькой сумочкой в руке. Главное – не перепутать! Шляпа должна быть большая, а сумочка маленькая. Если наоборот, это уже совершенно не то.
«А у меня походка женщины, которая идет и думает, как бы не наступить в лужу», – подумала Света.
Красавица присела рядом с помрежем и углубилась в какие-то записи.
В Свете неожиданно проснулся злобный фотограф. Она сняла кокетку с самого неудачного ракурса. Для этого не поленилась забраться на сцену и подойти к краю, почти нависнув над красавицей. Один кадр, второй, третий… Просто чудесно, что у нее сейчас стоит широкоугольный объектив! Света пока фотографировала общие планы, не собираясь снимать людей. Для актеров она использовала бы портретник, но для этой «Наденьки» широкоугольник окажется в самый раз.
Отведя душу, Света села в пятый ряд, где оставила свою сумку и кофр от аппаратуры, и стала быстро просматривать снимки на маленьком экране камеры. Ракурс и объектив сделали свое грязное дело: на всех фотографиях «Наденька» получилась с гигантской головой, вырастающей непосредственно из бюста.
Света усмехнулась про себя. «Гибрид головастика и тыквы». И со вздохом стерла снимки. Позлорадствовала и будет.
Она сменила широкоугольный объектив на маленький, легкий «портретник» и приготовилась снимать людей.
– Здравствуйте! Можно к вам?
Возле нее, несмело улыбаясь, стояла Лера Белая.
– Садитесь, конеч…
И вздрогнула, не договорив. Потому что Дрозд вдруг вырос рядом с ней. Облокотился на спинку ее кресла и замер, как ни в чем не бывало.
Явление Дрозда поразило не только Светлану. Лера Белая громко ойкнула и шарахнулась назад.
Режиссер недовольно посмотрел в их сторону.
– Лешка, ты чего?! – зашептала Света. А Стрельникову послала кривую ухмылку, которая должна была убедить Виктора, что у них все в порядке. Тот поднял брови.
– Света! Светка, ну же! – Дрозд ослепительно улыбнулся. – Познакомь меня с красавицей!
И слегка поклонился опешившей Лере.
Все это было так непохоже на Дрозда, что Света от изумления начала быстро соображать. И сбивчиво представила:
– Леша, это Лера Белая. Лера, это мой друг, Алексей.
– Очень, очень приятно! – заверил Дрозд, пристально глядя на девушку.
Бедная Лера даже смутилась от такого внимания.
Режиссер еще раз отчетливо покосился на них, и Света с ненатуральной улыбкой проговорила:
– Кажется, мы нарушаем порядок. Предлагаю все знакомства отложить на потом.
– Все-все, уже исчез!
Дрозд на прощанье бросил еще один взгляд на Леру. И не просто бросил, а осмотрел ее с головы до ног, словно обшарил. Это был неприличный, вызывающий взгляд. Такого Света от Дрозда никак не ожидала.
– Исчезаю… – он отступил на шаг и вернулся на прежнее место.
– Какой… милый, – неуверенно сказала Лера.
Давешняя актриса вновь продефилировала по залу и непринужденно уселась возле Дрозда.
Заметив Светин взгляд, Лера сказала:
– Я как раз из-за этого к вам подошла. Видела, что вы фотографируете Лаврентьеву, и хотела предупредить: она не участвует в этом спектакле. Так что не тратьте на нее пленку.
– У меня «цифра».
– Я просто так выразилась, – рассмеялась Лера. – Сейчас все снимают на цифру, это удобнее. Пленка – для узкого круга приверженцев.
Актриса с красивой фамилией Лаврентьева элегантно закинула ногу на ногу. И наклонилась вперед, обхватив узкую коленку.
Света вспомнила, как обычно завязывает ноги узлом, и решила вообще больше не обращать внимания на красавицу. А то и не заметишь, как вся с ног до головы порастешь комплексами неполноценности.
– Что за Лаврентьева? – равнодушно осведомилась она.
– Еще одна наша звезда, рангом пониже Стрельниковой. Акула – ух какая! – Лера восхищенно стукнула себя по ноге кулаком. – Берет все, что захочет, не дожидаясь, пока само упадет в руки. Говорит, жизнь слишком коротка, чтобы чего-то ждать.
– А сколько ей лет?
– Тридцать пять, что ли. Но, помните, как сказала одна известная актриса: «Лучшие десять лет своей жизни я провела между тридцатью и тридцатью одним годом»? У Лаврентьевой так же.