Бежать, бежать, бежать! Прочь, пока ее никто не увидел! Только стереть отпечатки пальцев с пистолета и забросить его в ближайшее болото.
Нет, нет. Пистолет взять с собой и хорошенько спрятать. Его можно использовать и для другого.
В голове ее молнией мелькает план: одновременно избавиться от Стрельниковой и отвести от себя все подозрения. Она подкинет его… Нужно только все хорошенько продумать.
* * *
– Она убежала, – сказала Света. – Но далеко не уехала – вернулась.
– Невероятно! – отозвалась Стрельникова. – Вернулась за собакой?
– Да. Не смогла оставить там Зяму. Они вместе подобрали его, растили, играли с ним. Пес ее любил. Наверное, она представила, каково ему будет умирать в одиночестве. В деревне его бы никто не взял, он слишком старый, к тому же увечный.
– Вернулась… – повторила актриса.
– Она забрала Зяму и на этот раз уехала окончательно.
– Иллюстрация к тезису о том, как выгодно иногда быть бесчеловечным, – подал голос Дрозд.
Анна Васильевна обернулась к нему:
– Что вы хотите этим сказать?
– Этот единственный человеческий поступок ее и погубил. Если бы Лера бросила собаку на произвол судьбы, все сложилось бы иначе.
– Да, и правда… Но подождите! Ведь следом за ней приехал Серафимович?
– Он приехал, но сам по себе. Мы тоже ошиблись, полагая, что он выслеживал вас. Никого он не выслеживал, просто хотел поговорить с Олегом.
– О чем?
– Об этом вам лучше его спросить, – осторожно заметила Света.
Она подумала, что Петр Иванович хотел поговорить о Стрельниковой. Но с Анной Васильевной Света не собиралась делиться своим предположением.
– Хорошо. Итак, Петр приезжает к Олегу… – начала актриса.
– …и обнаруживает в доме труп, – подхватила Света. – Он видит брошенные на столе перчатки – те, которые сам и привозил. Ему и в голову не приходит, что перчатки оставлены не вами. Их забыла Лера! Она надевает перчатки, если предстоит общаться с какой-нибудь собакой. У нее аллергия, а эта слабая защита немножко помогает.
– Она сама вам об этом сказала?
– Это мы без нее узнали, – пробасил из угла Дрозд. – Когда подробно расспросили одну собаковладелицу.
Анна схватилась за голову:
– При чем здесь собаки?! Простите, Алексей, но вы своими замечаниями вносите сумбур!
– Собака была одна, – уточнил Дрозд. – Точнее, пес. Кобель.
Стрельникова метнула в него пронзительный взгляд.
– Но кастрированный! – добавил Дрозд. – Хотя вел себя неприлично.
– Алексей! Дайте же Свете все объяснить!
– Я разве не даю? – удивился Дрозд.
– Нет! Вы со своим кобелем…
– Кобель не мой!
Анна Васильевна шумно выдохнула. Если бы она была драконом, от Дрозда осталась бы только кучка пепла.
Света подождала, пока оба смолкнут, и продолжила:
– Петр Иванович видит застреленного Рыбакова, видит перчатки, и заключает, что убили его именно вы, Анна Васильевна. Перчатки он забирает, это улика. А с телом…
Она осеклась. Проговорить это вслух почему-то оказалось нелегко.
Увидев ее замешательство, Дрозд пришел на выручку. Он не стал щадить чувства Стрельниковой и бухнул прямо:
– А с телом он поступил так: затащил на кровать и воткнул в него нож.
Глаза актрисы недоуменно расширились.
– Что, вы сказали, Петя сделал?
– Воткнул в него нож, – раздельно повторил Дрозд.
– Господи! Зачем?
– Вас покрывал, – лаконично объяснила Света.
– Как?!
– Уводил расследование на ложный путь. Следователь не мог не заметить совпадения с последней пьесой Рыбакова. В общем-то, его все заметили. Петр Иванович этого и добивался.
Анна Васильевна схватилась за голову и принялась раскачиваться в кресле.
– Боже мой, боже мой! И это – Петя!
– Хотел бы я посмотреть, как Серафимович это сделал, – пробормотал Дрозд себе под нос, чтобы не услышала актриса.
Света тоже подумала об этом. Маленький, кругленький снеговичок Петр Иванович! Он пыхтел, обливался потом. Стонал, думая, что не справится. Он изо всех сил старался не испачкаться в крови. И ему удалось перетащить тяжелое тело в другую комнату и взвалить на кровать. Должно быть, это заняло немало времени.
А потом он, шатаясь, зашел на кухню. Взял нож. Вернулся к трупу.
– Мне вот интересно, – задумчиво начал Дрозд. – Если бы в пьесе Олега жертве отрезали голову двуручной пилой, что бы тогда стал делать…
– Замолчите! – набросилась на него Стрельникова. – У вас нет ничего святого!
– Зато у Петра Ивановича есть, – не сдержалась Света. – И это вы!
Актриса не нашлась, что ответить. Она смотрела на Свету гневно, но, кажется, потеряла почву под ногами.
– Нет, я все-таки интересуюсь насчет пилы… – снова влез Дрозд.
Света взглядом заставила его замолчать и быстро проговорила, пока Стрельникова не успела вставить ни слова:
– А потом Петр Иванович уехал. Он пытался дать понять, Анна Васильевна, что знает о вашей роли в смерти Рыбакова. Вы, разумеется, его не поняли. И он смирился. Ему хотелось только одного – чтобы вас не поймали.
– Бедный Петя… – прошептала актриса, дотрагиваясь до уголка глаза.
Свете показалось, что она вот-вот расплачется. Но Стрельникова вскинула голову, и стало ясно, что это заблуждение. Анна Васильевна была не из тех женщин, которых может растрогать мужская преданность.
– Что ж, с Олегом все понятно… – Голос ее дрогнул, но она овладела собой и продолжала уже тверже. – Но вы сказали, что Лера пыталась убить и вас, Светлана?
– Да.
– И что причина кроется в нашей фотосессии? Как это может быть?
– Когда я приезжала к вам на съемку, то случайно заглянула в комнату, где лежал манекен, и приняла его за труп. Вы, Анна Васильевна, сделали из этой действительно дурацкой ошибки анекдот. И рассказали его всем, кто у вас был. А были Петр Иванович и ваш брат.
– И что же?
– В тот же день меня пытались сбить машиной. Конечно, я связала это с трупом. Кто бы не связал на моем месте! Мы мучительно перебирали, что же такое я могла увидеть на манекене. Мне и в голову не пришло, что манекен здесь ни при чем. Все дело было в собаке.
– В собаке!
– После того, как Лера оставила Зяму у себя, у нее началась аллергия. Она терпела, пила лекарства, но ничего не помогало. Ее состояние заметил отец. Он ужаснулся, забрал пса и отвез к вам. Лера наврала ему, что подобрала дворнягу на улице. Не забывайте, никто и понятия не имел о ее романе с Рыбаковым. В театре они не пересекались, а любовную связь тщательно скрывали ото всех. Единственное, что могли бы припомнить свидетели – это сам факт их знакомства. И больше ничего.