Потом он продолжал, обращаясь к Жильберу:
— Сударь! Вы отвечаете за жизнь королевы и дофина?
— Да, государь, я за них отвечаю; я спасу их или умру вместе с ними! Это все, что может ответить капитан корабля во время шторма.
Королева хотела было предпринять последнюю попытку, однако Жильбер протянул руку, преграждая ей путь:
— Ваше величество! — воскликнул он. — Именно вам, а не королю угрожает настоящая опасность. Справедливо это или нет, но именно вам вменяют в вину то обстоятельство, что король оказывает сопротивление; вот почему ваше присутствие не защитит короля, а поставит его под угрозу. Исполните же роль громоотвода: отведите грозу, если можете!
— В таком случае, сударь, гром поразит меня и моих детей!
— Я отвечаю перед королем за вас и за них, ваше величество. Следуйте за мной!
Поворотившись к принцессе де Ламбаль, вот уже месяц как возвратившейся из Англии и три дня из Вернона, а также к другим придворным дамам, Жильбер прибавил:
— Следуйте за нами!
Кроме принцессы де Ламбаль, при королеве находились принцесса де Тарант, принцесса де Латремуй, принцесса де Турзель, г-жа де Мако и г-жа де Ларош-Эймон.
Жильбер хорошо знал расположение комнат во дворце.
Он выбирал большую залу, где все все могли видеть и слышать. Там он рассчитывал спрятать королеву, ее детей и придворных дам, а сам намеревался защищать их.
Его выбор пал на зал заседаний совета. По счастью, он был пока свободен.
Жильбер подтолкнул королеву, детей, принцессу де Ламбаль к оконной нише. Нельзя было терять ни минуты: в дверь уже ломились восставшие парижане.
Он подтащил тяжелый стол, за которым проходили заседания совета, к окну — заграждение было найдено.
Наследная принцесса вскарабкалась на стол рядом с уже сидевшим на нем братом.
Королева стояла за ними: непорочность защищала непопулярность.
Однако Мария-Антуанетта хотела, напротив, встать вперед и загородить собой детей.
— Так хорошо! — крикнул Жильбер тоном генерала, командующего решающим сражением. — Не двигайтесь!
Дверь едва держалась в петлях; в гуле голосов он различил главным образом женские голоса и понял, что за дверью собрались женщины.
— Входите, гражданки! — пригласил он, отодвигая засовы. — Королева вместе с детьми ждет вас!
Когда дверь распахнулась, людской поток хлынул в зал подобно прорвавшей плотину реке.
— Где она, где Австриячка? Где эта госпожа Вето? — загомонили разом человек пятьсот.
Это была страшная минута.
Жильбер понял, что в это мгновение наивысшей опасности власть человека бессильна и остается лишь уповать на милость Господа.
— Мужайтесь, ваше величество! — шепнул он королеве. — А доброты вам и так не занимать.
Какая-то женщина с растрепавшимися волосами, со сверкавшими — возможно от голода — глазами, размахивая саблей, выскочила вперед, прекрасная в гневе.
— Где Австриячка? — вопила она. — Я ее убью своими руками!
Жильбер взял ее за руку и подвел к королеве со словами:
— Вот она! Королева спросила:
— Разве я лично чем-нибудь обидела вас, дитя мое?
— Ничем, ваше величество, — отвечала простолюдинка, растерявшись от ласкового обращения королевы, а также поразившись величавому виду Марии-Антуанетты.
— За что же вы хотите меня убить?
— Мне сказали, что именно вы губите нацию, — окончательно потерявшись, пролепетала женщина, опускав саблю.
— В таком случае вас обманули. Я вышла замуж за короля Французского; я — мать дофина, вот этого мальчика, взгляните… Я стала настоящей француженкой, я никогда не увижу свою родину: стало быть, я могу быть счастлива или несчастлива только во Франции… Увы, я была счастлива, когда вы любили меня!..
Королева горестно вздохнула.
Женщина выронила саблю из рук и зарыдала.
— Ах, ваше величество! — всхлипывала она. — Я же вас совсем не знала: простите меня! Какая вы добрая!
— Продолжайте в том же духе, ваше величество, — шепнул королеве Жильбер,
— и вы не только будете спасены, но через четверть часа вся эта толпа будет у ваших ног.
Оставив королеву на попечении трех подоспевших гвардейцев, а также военного министра Лажара, появившегося вместе с толпой, Жильбер поспешил к королю.
Король только что столкнулся с такой же угрозой. Людовик XVI пошел на шум: в ту минуту, как он входил в залу Лей-де-Беф, дверь затрещала под ударами, и образовавшиеся щели ощетинились остриями кинжалов, наконечниками копий, лезвиями топоров.
— Отоприте! — крикнул король. — Отоприте — Граждане! — громко обратился к восставшим г-н д'Эрвили. — Зачем же взламывать дверь: король и так приказал вас впустить.
Тем временем засовы были отодвинуты, ключ повернулся в замке, и наполовину разбитая дверь, жалобно скрипнув, повернулась на петлях.
Господин Аклок и герцог де Муши успели подтолкнуть короля к оконной нише, а несколько находившихся в зале гренадеров опрокинули скамьи и свалили их перед королем.
При виде толпы, с криками, оскорблениями, завываниями заполнявшей зал, король не удержался и воскликнул:
— Ко мне, господа!
Четверо гвардейцев в то же мгновение выхватили сабли из ножен и выстроились по обеим сторонам от короля.
— Сабли в ножны, господа! — приказал король — Держитесь поблизости от меня, вот все, о чем я прошу.
В самом деле, приказание это было исполнено вовремя. Огромные сабли едва не вызвали вспышку.
Какой-то человек в рубище, с голыми руками и с пеной у рта, бросился на короля.
— А-а, вот ты где. Вето! — выкрикнул он.
Он попытался ударить короля ножом, привязанным к длинной палке.
Один из гренадеров, вопреки приказанию короля еще не убравший саблю в ножны, отвел удар.
Совершенно оправившись от испуга, король сам отстранил гренадера со словами:
— Не нужно, сударь! Чего я могу опасаться перед лицом своего народа?
Шагнув вперед, Людовик XVI величественно — чего никто от него не ожидал,
— с мужеством, дотоле ему несвойственным, подставил грудь под направленные в его сторону ружья, пики, топоры и ножи, — Тихо! — перекрывая немыслимый гвалт, раздался чей-то зычный голос. — Я хочу говорить.
Даже пушечный выстрел вряд ли был бы услышан в этой бушующей толпе, однако голос этот заставил всех смолкнуть.
Принадлежал он мяснику Лежандру.