— Это письмо мой брат должен был вручить мне только в том случае, если я буду смертельно ранен. Увы, суждено было погибнуть не мне, а ему.
Он погиб, и мне передали его бумаги; среди них было и письмо графини, и вот эта записка… Прочтите, государыня.
Шарни протянул королеве написанный Изидором листок, который был приложен к письму.
Дрожащей рукой королева взяла записку и позвонила.
Пока происходили события, о которых мы только что рассказали, стемнело.
— Огня! — приказала королева. — Быстрей!
Лакей вышел; на минуту воцарилось молчание, слышно было только лихорадочное дыхание королевы да ускоренный стук ее сердца.
Вошел лакей с двумя канделябрами и поставил их на камин.
Королева не дала ему даже времени выйти: он еще не закрыл дверь, а она уже стояла у камина, сжимая в руках листок.
Дважды обращала она взгляд на записку, но ничего не видела.
— О! — прошептала она. — Это не бумага, это огонь!
Протерев рукою глаза, словно пытаясь возвратить им способность видеть, которую, как ей казалось, она утратила, Мария Антуанетта нетерпеливо топнула ногой и воскликнула:
— Господи, ну что же это такое!
Она собрала вся свою волю, рука ее перестала дрожать, а глазам вернулось зрение.
Охрипшим голосом, так не похожим на тот, который знали все, она прочла:
— «Это письмо адресовано не мне, но моему брату графу Оливье де Шарни; написано оно его супругой графиней де Шарни.»
Королева перевела дыхание и продолжала:
— «Если со мной произойдет несчастье, прошу того, кто найдет это письмо, передать его графу Оливье де Шарни или возвратить графине.»
Королева вновь перевела дыхание и встряхнула головой.
— «Графиня вручила мне это письмо со следующими указаниями.» Ага, вот уже и указания, — пробормотала она и вторично протерла рукой глаза. «Если из имеющего последовать предприятия граф выйдет невредимым, возвратить письмо графине.»
Чем дальше читала королева, тем заметнее прерывался ее голос. Она продолжала:
— «Если он будет тяжело, но не смертельно ранен, попросить его, чтобы он разрешил супруге приехать к нему.» Ну, разумеется, — хмыкнула королева и уж совсем невнятным голосом прочла: — «Если же он будет ранен смертельно, вручить ему это письмо, а в случае, если он будет не в состоянии читать, прочесть его, дабы, прежде чем покинуть этот мир, он узнал содержащуюся в этом письме тайну.» Что же, вы и теперь будете отрицать? вскричала Мария Антуанетта, взглядом испепеляя графа.
— Что?
— Господи, да то, что она вас любит!
— Как! Графиня меня любит? Ваше величество, что вы говорите? — в свой черед вскричал Шарни.
— Как мне ни горько, я говорю то, что есть.
— Графиня любит меня? Меня? Нет, это невозможно!
— Но почему же? Я ведь люблю вас.
— Но если бы графиня любила меня, то за эти шесть лет она призналась бы мне, дала бы как-нибудь понять…
Несчастная Мария Антуанетта уже так исстрадалась, что ощущала потребность заставить страдать и графа, вонзить ему страдание в сердце, словно кинжал.
— О нет! — воскликнула она. — Нет, она никогда не дала бы вам понять, нет, она ничего не сказала бы. И не даст понять, и не скажет, потому что прекрасно знает, что не может быть вашей женой.
— Графиня де Шарни не может быть моей женой? — переспросил Оливье.
— Да, — подтвердила королева, все более упиваясь своим отчаянием, потому что она знает: существует тайна, которая убьет вашу любовь.
— Тайна, которая убьет нашу любовь?
— Она знает, что стоит ей заговорить, и вы станете презирать ее.
— Я стану презирать графиню?
— Да, как презирают девушку, ставшую женщиной, не имея супруга, и матерью, не будучи женой.
Теперь настал черед Шарни смертельно побледнеть и ухватиться в поисках опоры за спинку ближайшего кресла.
— Ваше величество! — воскликнул он. — Вы сказали либо слишком много, либо слишком мало, и я вправе потребовать от вас объяснений.
— Сударь, вы требуете объяснений у меня, у королевы?
— Да, ваше величество, требую, — ответил Шарни.
Открылась дверь.
— В чем дело? — раздраженно воскликнула королева.
— Ваше величество как-то объявили, что всегда готовы принять доктора Жильбера, — объяснил лакей.
— Ну и что?
— Доктор Жильбер просит о чести засвидетельствовать вашему величеству свое нижайшее почтение.
— Ах, так это доктор Жильбер! Вы уверены, что это доктор Жильбер? переспросила королева.
— Да, ваше величество.
— Пусть войдет! Пусть немедля войдет! — приказала Мария Антуанетта и, обернувшись к Шарни, громко произнесла: — Вы хотели объясниться насчет госпожи де Шарни? В таком случае попросите объяснений у господина Жильбера: лучше и полнее, чем он, никто их вам не даст.
Жильбер уже вошел. Он слышал, что сказала королева, и застыл в дверях.
А Мария Антуанетта, швырнув Шарни записку его брата, направилась в туалетную комнату, но граф стремительно преградил ей дорогу и схватил за руку.
— Прошу прощения, ваше величество, — объявил он, — объяснения должны последовать в вашем присутствии.
— Сударь, — возмущенно сверкая глазами, процедила сквозь зубы Мария Антуанетта, — мне кажется, вы забыли, что я — королева.
— Вы — неблагодарная подруга, клевещущая на ту, кто была предана вам, вы
— ревнивая женщина, которая оскорбляет другую женщину, жену человека, десятки раз рисковавшего за последние три дня ради вас жизнью, жену графа де Шарни! Так пусть же и справедливость будет восстановлена в вашем присутствии, в присутствии той, кто клеветала и оскорбляла ее. Сядьте и ждите.
— Что ж, ладно, — промолвила королева и, неловко пытаясь изобразить смех, обратилась к доктору Жильберу: — Господин Жильбер, вы слышали, чего хочет граф?
— Господин Жильбер, — произнес Шарни тоном, полным учтивости и достоинства, — вы слышали, что приказала королева?
Жильбер прошел на середину комнаты и печально взглянул на Марию Антуанетту.
— Ах, ваше величество, ваше величество! — прошептал он, после чего повернулся к Шарни: — Граф, то, что я вам расскажу, покрывает мужчину позором и возвеличивает женщину. Некий презренный человек, крестьянин, ничтожный червь, любил мадемуазель де Таверне. Однажды он нашел ее в беспамятстве и подло овладел, не пощадив ни ее юности, ни красоты, ни невинности. Так эта юная девушка стала женщиной, не имея супруга, и матерью, не будучи женой. Поверьте, мадемуазель де Таверне — ангел, а госпожа де Шарни — мученица!