Не теряя времени на то, чтобы успокоить Диану, Анри вынес ее из домика и хотел было посадить впереди себя на своего коня, но она, движением, выражавшим живейшую неприязнь, выскользнула из его рук.
— Что вы делаете, сударыня, — воскликнул Анри, — и как ошибочно вы толкуете сокровеннейшие мои побуждения! Глядите, глядите вон туда на птиц — они стремительно несутся прочь отсюда!
Диана ничего не ответила; она села на свою лошадь и пустила ее быстрым аллюром. Но лошади обоих всадников были изнурены двумя днями почти непрерывной езды. Анри то и дело оборачивался и, видя, что Диана и Реми не поспевают за ним, всякий раз говорил:
— Глядите, сударыня, насколько моя лошадь опережает ваших, хоть я и удерживаю ее, как только могу. Ради всего святого, предоставьте мне вашего коня, а сами возьмите моего.
— Благодарю вас, сударь, — неизменно отвечала Диана все тем же спокойным голосом, в котором нельзя было уловить ни малейшего волнения.
— Сударыня, — воскликнул вдруг Анри, бросив полный отчаяния взгляд вспять, — вода настигает нас! Слушайте! Слушайте!
Действительно, в эту минуту раздался ужасающий треск: то плотина ближнего поселка не выдержала напора воды; бревна, настил, насыпи — все поддалось бешеному натиску, и вода уже хлынула в ближнюю дубовую рощу. Было видно, как сотрясались кроны деревьев, было слышно, как жалобно скрипели ветки, словно рой демонов вихрем проносился в их пышной листве.
Диана пришпорила лошадь, а та и сама, чуя грозную опасность, делала отчаянные усилия, чтобы избегнуть гибели.
Между тем вода все прибывала, и было ясно — через каких-нибудь десять минут она поглотит путников.
Анри поминутно останавливался, поджидая Реми и Диану, и кричал им:
— Ради бога, скорее! Вода гонится за нами, она уже совсем близко! Вот она!
Действительно, вода уже настигала их — пенистая, бушующая; она, словно перышко, снесла домик, где Реми нашел убежище для своей госпожи, как соломинку подхватила лодку, привязанную к иве на берегу ручья, и, величественная, могучая, свиваясь и развиваясь, наподобие неудержимо скользящей вперед исполинской змеи, зловещей громадой надвигалась на всадников.
Анри ахнул от ужаса и ринулся к воде, словно замыслив сразиться с ней.
— Неужели вы не видите, что вам грозит гибель! — отчаянии завопил он. — Сударыня, пока время не ушло, сядьте вместе со мной на мою лошадь!
— Нет, сударь, — ответила Диана.
— Еще минута — и будет поздно!.. Оглянитесь! Оглянитесь!
Диана оглянулась — вода уже была в каких-нибудь пятидесяти шагах от них.
— Да свершится мой удел! — молвила она. — А вы, сударь, спасайтесь! Бегите отсюда!
Лошадь Реми в полном изнеможении рухнула на передние ноги, и все усилия седока заставить ее подняться оказались напрасны.
— Спасите мою госпожу! Спасите, пусть даже против ее воли! — кричал Реми.
В ту же минуту, пока он старался высвободить ноги из стремян, потоки воды с неимоверной силой обрушились на его голову.
Увидев это, его госпожа издала душераздирающий вопль и соскочила со своего коня, решив, умереть вместе с верным слугой.
Но Анри, разгадавший ее намерение, тоже мгновенно спешился; правой рукой он обхватил ее стан, вскочил со своей ношей в седло и стрелой помчался вперед.
— Реми! Реми! — стонала Диана, простирая руки в ту сторону, где видела его минуту назад. — Реми!
Ей ответил чей-то крик. Это Реми вынырнул на поверхность и с той несокрушимой, хотя и безумной надеждой, которая до конца не оставляет умирающего, плыл, ухватясь за бревно.
Реми уже не сожалел о своей жизни — ведь, умирая, он надеялся, что та, кто была для него всем на свете, будет спасена.
— Прощайте, сударыня, прощайте! — крикнул он. — Я ухожу первый и передам тому, кто ждет нас обоих, чтовы живете единственно ради…
Он не успел договорить — его настигла и погребла под собой огромная волна.
— Реми! Реми! — простонала Диана. — Реми! Я хочу умереть с тобой!.. Сударь, я хочу спешиться! Клянусь богом животворящим, я так хочу!
Она произнесла эти слова так решительно, с такой неукротимой властностью, что молодой человек разжал руки и помог ей сойти, говоря:
— Согласен, сударыня, мы умрем здесь все трое; благодарю вас за то, что вы даруете мне эту радость, на которую я не смел надеяться.
Пока он с трудом сдерживал лошадь, другая огромная волна настигла его, но такова была самозабвенная любовь Анри, что ему удалось, несмотря на ярость стихии, удержать подле себя молодую женщину, соскочившую с лошади.
Он крепко сжимал ее руку; волна за волной обрушивалась на них, и несколько секунд они носились по бурным водам среди бесчисленных обломков.
Изумительно было хладнокровие молодого человека; одной рукой он поддерживал Диану, а шенкелями с невероятным трудом направлял изнемогавшую лошадь: ведь стоило измученному животному наткнуться на плывущее бревно или на мертвеца, оно неминуемо утонуло бы.
Вдруг один из этих мертвецов, поравнявшись с ними, сказал голосом слабым, как дуновение ветерка:
— Прощайте, сударыня, прощайте!..
— Клянус небом, — воскликнул молодой человек, — это Реми! Что ж! Я и тебя спасу!
Не думая о том, как губительна всякая излишняя тяжесть, он притянул к себе Реми левой рукой.
Но тут лошадь, вконец обессиленная тройным бременем, погрузилась в волны по шею, затем по глаза и спустя мгновение ушла под воду.
— Гибель неминуема! — прошептал Анри. — Господи, прими мою жизнь, она была чиста. А вы, сударыня, — продолжал он громко, — примите мою душу, она всецело принадлежала вам!
В эту минуту он почувствовал, что Реми выскользнул из-под его руки; уверенный, что отныне всякая борьба бесполезна, молодой человек даже не попытался удержать его.
Он уже сосредоточился на мысли о смерти, как вдруг рядом с ним раздался радостный возглас.
Он обернулся и увидел, что Реми добрался до какой-то лодки.
Это была та самая лодка, которую дю Бушаж видел вблизи домика под ивами; вода унесла ее, и теперь Реми двумя бросками очутился возле нее.
Два весла были привязаны к лодке, на дне лежал багор.
Реми протянул багор молодому человеку; тот схватил его и, по-прежнему одной рукой поддерживая Диану, увлек ее за собой; приподняв свою легкую ношу, он вручил ее Реми, а затем, схватившись за борт, сам вскочил в лодку.
Первые проблески зари осветили необъятную, залитую водой равнину и лодку, подобно жалкой скорлупке плывшую на этом усеянном обломками океане.