Увидел он не много. Реми отвесил низкий поклон, его спутник, вместо того чтобы поклониться, сделал реверанс, а герцог любезно предложил этой закутанной фигуре руку, словно имел дело с женщиной.
Затем все трое направились к павильону, и двери за ними затворились.
«Надо с этим покончить, — решил Анри, — отыщу удобное место, откуда я стану наблюдать, не будучи замеченным».
Он выбрал группу деревьев с фонтаном посередине. Это было надежное убежище: не ночью же, во мраке, холодном и сыром, станет пробираться сюда герцог.
Спрятавшись за статую, высившуюся над фонтаном, Анри мог видеть все, что происходило в павильоне, ибо как раз перед ним находилось большое окно.
В комнате стоял роскошно накрытый стол, уставленный драгоценными винами в графинах венецианского хрусталя.
У стола стояло только два кресла.
Герцог отпустил руку спутника Реми и, пододвинув для него кресло, сказал что-то, видимо предлагая снять плащ, весьма удобный для хождения по ночам, но совершенно неуместный за ужином.
Тогда особа, к которой обращался герцог, сбросила плащ, и свечи ярко озарили бледное, величественно-прекрасное лицо женщины, которую сразу же узнал Анри.
Это была дама из таинственного дома на улице Августинцев, фландрская путешественница, — словом, та самая Диана, чей взгляд разил насмерть, как удар кинжала.
На этот раз она была в платье из парчи; бриллианты сверкали у нее на шее, в прическе и на запястьях.
От этих украшений еще заметнее была бледность ее лица. В глазах сверкало такое пламя, что можно было подумать, будто герцог, употребив какой-то магический прием, вызвал к себе не живую женщину, а призрак.
Если бы статуя, которую обхватил Анри, не служила ему опорой, он упал бы в бассейн фонтана.
Герцог был, видимо, опьянен радостью. Он пожирал глазами красавицу, сидевшую против него и едва прикасавшуюся к поставленным перед нею яствам. По временам Франциск целовал руку своей бледной и молчаливой сотрапезницы. Она же принимала эти поцелуи так бесчувственно, словно рука ее была изваяна из алебастра, с которым могла сравниться по белизне и прозрачности.
Анри то вздрагивал, то вытирал ледяной пот на лбу, недоумевая, жива Диана или мертва.
Реми один прислуживал за столом, так как герцог удалил всю челядь. Иногда, проходя за стулом своей госпожи, он слегка касался ее локтем, видимо для того, чтобы напомнить, где и для чего она находится.
Лицо молодой женщины мгновенно заливала краска, в глазах вспыхивала молния, на губах появлялась улыбка.
Затем она снова застывала в неподвижности.
Герцог тем временем придвинулся к ней, стараясь пламенными речами оживить даму своего сердца.
Диана, которая время от времени поглядывала на роскошные стенные часы, видимо, сделала над собой усилие и, улыбаясь, стала оживленно поддерживать разговор.
Анри в своем укрытии ломал руки и проклинал все на свете, начиная от женщин, созданных господом богом, и кончая самим господом богом.
Ему казалось чудовищным, возмутительным, что эта столь чистая и строгая женщина поступает так пошло, принимая ухаживания герцога лишь потому, что он герцог и принц крови.
Анри провел время ужина, столь сладостное для герцога Анжуйского, терзаясь ревностью и презрением.
Диана позвонила. Франциск, разгоряченный вином и своими страстными речами, встал из-за стола и подошел к Диане, чтобы поцеловать ее.
У Анри кровь застыла в жилах. Он схватился за грудь, ища кинжал.
На устах Дианы заиграла странная улыбка, которой, наверно, не бывало дотоле ни на одном человеческом лице.
— Монсеньер, — сказала она, — позвольте мне, прежде чем я встану из-за стола, разделить с вашим высочеством персик, который мне так приглянулся.
С этими словами она протянула руку к золотой филигранной корзинке, где лежало штук двадцать великолепных персиков, и взяла один из них.
Затем, отцепив от пояса прелестный ножичек с серебряным лезвием и малахитовой рукояткой, она разрезала персик и предложила одну половину герцогу. Он схватил персик и жадно поднес его к губам. Но в тот момент, когда он вонзил зубы в персик, глаза его словно заволокло туманом.
Диана смотрела на герцога ясным взором, с улыбкой, застывшей на губах.
Реми прислонился к резному деревянному пилястру и тоже смотрел, мрачный, безмолвный.
Герцог поднес руку ко лбу, отер капли пота и проглотил откушенный кусочек персика.
Этот пот, по-видимому, был признаком внезапного недомогания, ибо герцог уронил остаток персика на тарелку и, с усилием поднявшись с места, видимо, предложил своей прекрасной сотрапезнице выйти с ним в сад и подышать свежим воздухом., Диана встала и оперлась на руку герцога. Реми проводил их взглядом, особенно пристально посмотрел он на Франциска, несколько оправившегося на свежем воздухе.
Герцог и Диана подошли совсем близко к месту, где прятался Анри. Франциск пылко прижимал к сердцу руку молодой женщины.
— Мне стало лучше, — сказал он, — но в голове какая-то тяжесть. Я слишком сильно полюбил вас, сударыня.
— Диана сорвала несколько веточек жасмина и две прелестные розы из тех, что покрывали ковром цоколь статуи, за которой притаился испуганный Анри.
— Что это вы делаете, сударыня? — спросил герцог.
— Я слышала, монсеньер, — ответила она, — что запах цветов лучшее лекарство при головокружении.
— Составляя букет, Диана уронила одну розу, и принц учтиво наклонился, чтобы поднять ее.
Воспользовавшись этим, Диана обрызгала другую розу какой-то жидкостью из золотого флакончика, который она вынула из-за корсажа.
Потом она приняла розу из рук герцога и прикрепила ее к поясу.
— Эту розу возьму я. Обменяемся.
И она протянула ему букет.
Франциск с наслаждением вдохнул аромат цветов и обнял Диану за талию. Но это прикосновение, по всей видимости, вызвало у него такое смятение чувств, что он принужден был сесть на стоявшую тут же скамью.
Анри не терял их обоих из виду, что не мешало ему время от времени бросать взгляд в сторону Реми, который, оставшись в павильоне, с напряженным вниманием следил за происходящим, стараясь ничего не упустить.
Чувствуя, что герцог теряет силы, Диана села рядом с ним на скамью.
Приступ дурноты продолжался у Франциска дольше, чем в первый раз. Голова его поникла, он, видимо, потерял сознание.
Наконец он медленно приподнялся и сделал усилие, чтобы поцеловать свою прекрасную гостью. Но молодая женщина, словно не заметив этого движения, встала.