– Ну конечно, женщины идут на компромисс, когда это необходимо! – заверила она его.
– Да, я так и думал, – согласился Крэг, но, кажется, это не прибавило ему оптимизма. Он снова рассеянно улыбнулся и помахал рукой на прощание. – Хотя едва ли можно рассчитывать на компромисс с человеком, который хочет тебя придушить, – с удивлением услышала Лорна его тихое бормотание.
Через несколько минут Крэг стоял на улице и задумчиво смотрел на Капитолийский холм.
Сначала секретное задание, теперь компромисс…
«Да отпустите же меня, наконец! – мысленно возопил он. – Если я пойду на компромисс, потом может быть уже поздно».
Однако он не мог просто взять и уйти, хлопнув дверью. Его понятие чести не позволяло ему так поступить.
Крэг долго стоял, не замечая, что на дворе уже поздняя весна. А поздняя весна в Вашингтоне – чудесная пора. Утопали в цвету вишни, голубело прозрачное небо, в прохладном воздухе разливалась приятная свежесть.
Одна неделя…
А потом он добьется ее прощения и предложит ей компромисс.
Но она никогда на него не пойдет. Ему не забыть того срыва, который был у нее, когда она нашла пистолет. Она скорее согласится проводить его в тюрьму, чем на опасное задание.
Его руки сами собой сжались в кулаки. Она будет его – во что бы то ни стало!
Чтобы вернуть эту женщину, он должен заставить ее понять, что она принадлежит ему, и придется сделать это еще до отъезда. Да, но как? Если он явится в дом Хантингтона, она даст ему пощечину. Впрочем, есть один шанс: вечеринка у Меррилов. Она наверняка там будет.
Он применит все известные ему хитрости, лишь бы убедить ее, что она его – и душой, и телом.
Это будет дипломатическая война, которую он обязательно выиграет, пусть и не слишком дипломатическими средствами.
– И все-таки я не понимаю, – мрачно сказала Блэр.
Она наконец была дома вместе с отцом, в его вашингтонском коттедже, и смотрела в окно на Капитолийский холм, стискивая в пальцах длинную ножку бокала с мартини.
– Ты знал, что бригаде помощи голодающим грозит опасность, и никого не предупредил, потому что сведения о нападении были секретными? – ошеломленно спросила она.
– Блэр… – Эндрю Хантингтон сделал долгий глоток из своего бокала и прошелся вдоль окна. – Мы внедрили к повстанцам своего человека. У него было очень сложное задание – войти к ним в доверие. Мы не могли разгласить то, что он нам сообщил. Если бы произошла утечка информации, они бы немедленно его схватили. На кону стояла его жизнь…
– А как же бригада помощи голодающим? – перебила Блэр. – Ты хотел, чтобы их убили?
Нет, она не верила, что ее отец мог принести в жертву невинных людей, которые к тому же занимались гуманным делом!
Хантингтон поморщился, услышав тон дочери.
– Ты не понимаешь, – мягко сказал он, – остальным членам бригады ничего не грозило. В опасности была только ты. Повстанцы хотели похитить тебя ради выкупа, чтобы добыть деньги на боевые операции, оружие, амуницию и продовольствие. Бригада помощи голодающим их совершенно не интересовала. А просто взять и вызвать тебя домой я не мог: тебе не дали бы и на два шага отойти от лагеря. Все могло кончиться трагически. Но даже если бы каким-то чудом тебе удалось избежать плена и благополучно улететь, то они могли запытать до смерти нашего агента и устроить кровавую резню среди мирного населения или в той же бригаде помощи голодающим, о которой ты так печешься.
– Но можно же было все мне рассказать – я бы поняла! – мягко возразила Блэр.
– Поняла бы? – Сухо улыбнувшись, Хантингтон покачал головой. – При малейшем намеке на опасность ты решила бы, что я, твой отец, затеял все это только ради того, чтобы тебя спасти. И потом, я знаю тебя. Ты бы ни за что не бросила своих друзей. – Он взмахнул рукой, пресекая ее возражения. – Но твоим друзьям ничего не угрожало. Как только ты исчезла, про них тут же забыли. Повстанцам нужны деньги, им нет смысла нападать без выгоды. Вот почему мы решили инсценировать похищение: надо было сделать вид, будто тебя выкрала другая террористическая группировка.
– Хорошо, папа. – Блэр вздохнула. – Теперь я понимаю, почему вся эта операция была засекречена: случись утечка информации, вашего человека могли убить. Я понимаю, что, организовав это псевдопохищение, вы хотели предотвратить настоящую трагедию. Я понимаю, почему ты послал… Тейлора. – Она с отвращением произнесла имя. – Он должен был следить за мной, а в самый критический момент забрать меня из лагеря. Но зачем нужна была эта комедия в лодке? Почему бы ему сразу не сказать мне всю правду, как только мы вышли из лагеря?
– Тейлор не мог ничего тебе сказать, потому что и сам ничего не знал, – медленно произнес Хантингтон. – Он подчинялся непосредственно мне, а я приказал ему молчать о том, что он выполняет правительственное задание.
– Но почему?! – воскликнула Блэр.
– По нескольким причинам, – сказал Хантингтон, потирая висок и взвешивая свой ответ. – Послушай, Блэр, не я устроил весь этот спектакль. Мне приказывали сверху, и не важно, что я сам, как отец, думал и чувствовал по этому поводу: мне приходилось действовать сообразно обстоятельствам. Крэг не мог тебе ничего сказать, потому что… – Его голос слегка дрогнул. – Потому что ты была еще в опасности. Угроза рассеялась лишь в тот день, когда мы встретились в море. Вот почему ты плыла на «Принцессе». Она выглядит полной развалюхой, на самом же деле это одно из наших боевых судов. Мы не могли послать за тобой самолет или вертолет: это привлекло бы внимание. Надо было вывезти тебя без спешки и очень осторожно. Мы знали, что Белиз – ближайший безопасный порт.
Грустно улыбнувшись, Блэр покачала головой.
– Папа, я ничего не говорю про затраченное время. Когда мы вышли в море, я поняла, что мы плывем вдоль берега, хотя и не знала, где именно. Мне странно другое: зачем надо было держать меня в неведении после того, как мы выбрались из лагеря? Почему Тейлор сразу не сказал мне, что работает на тебя и хочет только одного: привезти меня к тебе?
Хантингтон так долго молчал, что Блэр уже хотела повторить свой вопрос, но тут вдруг увидела, что лицо его искажено страданием, а руки дрожат.
– Папа, – встревоженно спросила она, подходя ближе, – что с тобой?
– Ничего, – пробормотал он, отмахнувшись, и заговорил дребезжащим голосом: – Я уже сказал тебе, Блэр: я не мог делать никаких скидок на то, что ты моя дочь. Мои приказы были засекречены. В случае провала ты попала бы в плен к повстанцам и могла им что-нибудь сказать. Это надо было исключить.
– Но я ничего бы им не сказала… – начала Блэр и осеклась, увидев, как поморщился отец. По спине ее побежали мурашки. Она все поняла прежде, чем он заговорил.
– Послушай, Блэр, обычно эту фразу говорят в шутку, но это вовсе не шутка: есть много способов развязать язык. В плену ты бы в конце концов рассказала все, что знала. Так что лучше тебе было не знать ничего, дабы не подвергать опасности бригаду помощи голодающим, нашего агента и мирных местных жителей.