Жажда искушения | Страница: 30

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— О Боже!

Рука его ослабла, и в следующий момент Энн уже опять сидела на диване. Он поддержал ее, видимо, поняв, что в противном случае она просто упадет, и сложил ей руки на коленях. Глаза его все еще были темны от страсти, лицо напряжено больше, чем когда бы то ни было, густая шевелюра встрепана. Он глядел на нее не отрываясь:

— Проклятие! — Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но застыл, словно пораженный.

Мысленно чертыхаясь, приглаживая волосы рукой, он зашагал к выходу. Потом, обернувшись, наставил на нее палец и грозно произнес:

— Держитесь подальше от этого проклятого клуба!

И громко хлопнул дверью.


Грегори провожал Синди до ее квартиры, находившейся в нескольких кварталах от клуба.

— Она собирается снова прийти, знаешь? — озабоченно сказал он ей.

— Она думает, что копы схватили не того. — Синди тряхнула головой. — Я боюсь за нее. Если она права, то может невзначай задеть опасную струну.

— Клуб — общедоступное место, здесь Америка. Она все равно будет приходить снова и снова.

— Грегори, ты серьезно собираешься отвести ее к Маме Лили Маэ?

— Придется. Она все равно пойдет туда, даже если я не поведу ее.

— Да, наверное, — согласилась Синди. — Только…

— Что — только? — спросил Грегори.

— Ну, болота. Господи, там ведь на многие мили ничего, кроме травы, воды, змей и аллигаторов. А когда темно, то уж там такая темень!.. А уж если начнется ураган, то это конец света.

— Такова природа Дельты.

Синди дрожала.

— Надо сделать так, чтобы никто не знал, что она туда собирается.

— А кто, кроме тебя и меня, может об этом узнать?

— Думаешь, никто не слышал нашего разговора?

Грегори оглянулся вокруг в нерешительности. Потом, снова посмотрев на Синди, сказал:

— Кажется, нет. Почему ты так за нее волнуешься?

— Не знаю. То есть даже если оставить в стороне Энн Марсел, Джина с Джоном, наверное, страшно боролись друг с другом. Может, они и не хотели этого, но в пылу борьбы… может, он действительно убил ее?

— Тогда его жене ничего не угрожает.

— А что, если все было не так? — простонала Синди. — Тогда мы все в опасности.

Грегори обнял ее за плечи.

— «Правда делает человека свободным», как говорят. Синди, мы не можем остановить бывшую жену Джона.

— Но мы должны хотя бы позаботиться о ней.

— Да, ну что ж, она снова придет в клуб. Она будет приходить туда до тех пор, пока не получит того, чего хочет.

— Может, мне поучить ее танцевать?

— А может, она будет рисовать там?

Грегори остановился.

— О чем, черт возьми, мы говорим? Что бы она там ни делала, она появится в клубе.

Синди била мелкая дрожь.

— Грегори, я завтра тоже пойду с тобой.

— В Дельту?

Она кивнула.

— Чем больше нас будет, тем меньше опасность, — решительно сказала она. — Я хочу сказать, что, если кто-то все же подслушал наш разговор?

— Синди…

— Грегори, мы же много раз ходили к Маме Ли Маэ. И никогда не боялись. Поверь, будет лучше, если мы пойдем все вместе, ты так не думаешь?

Грегори вздохнул.

— Ну, если ты так хочешь, — он снова обнял ее за плечи, — давай я отведу тебя домой. У меня такое предчувствие, что завтра нам предстоит чертовски длинный день.


Джину Лаво хоронили в фамильном склепе.

Энн пришла в церковь на отпевание, но остановилась у входа, предпочитая наблюдать за службой издали.

Гроб несла любопытная компания мужчин: Грегори, Хэрри Дюваль, Жак Морэ, приходившийся Джине дальним родственником, и, что особенно удивительно, лейтенант Марк Лакросс.

Энн была совершенно уверена, что к тому времени, когда процессия двинулась на кладбище, ее никто не заметил, Марк-то уж точно. Его напарник, парень с лицом, напоминающим морду породистой собаки, тоже присутствовал на службе, но, как и она, держался в тени. Энн полагала, что ей удалось оставаться на достаточном расстоянии от офицера Джимми, чтобы он ее не увидел. Среди присутствовавших были и другие полицейские. Она узнала их, поскольку в разное время все они дежурили у палаты Джона.

Энн весьма странно чувствовала себя в этой компании: она не была знакома с Джиной, но ей начинало казаться, что она знала ее.

Еще более странное ощущение она испытала на кладбище. Энн любила новоорлеанские кладбища, в частности и на этом бывала раньше неоднократно. Когда она пришла сюда впервые, гид, сопровождавший туристскую группу, предупредил ее, что она может встретиться здесь со «смертельной» опасностью. Причем это не было игрой слов. Накануне на кладбище произошла перестрелка. После этого она сама водила сюда туристов, делала зарисовки надгробий и самого кладбища на фоне отдаленного городского пейзажа. Не то чтобы у нее был болезненный интерес к загробному миру, но погребальные сюжеты очень полезны художнику для практики. И хотя на новоорлеанских кладбищах редко встретишь старинные фигуры ангелов с крыльями, посмертные маски, изображения скорбящей Мадонны и прочие традиционные для европейских и новоанглийских кладбищ скульптуры, здешние надгробия, высоко поднятые над землей из-за постоянной угрозы наводнений, были тоже по-своему интересны. Ангелов и других неземных существ здесь тоже хватало, хотя они и были другими. Крылатые грифоны над коваными воротами охраняли фамильные склепы. Дикий виноград, плющ, мхи и цветы пробивались сквозь щели в цементных плитах, оплетали их, создавая таинственную ауру.

Первые погребения в фамильном склепе Джины относились ко второй половине восемнадцатого века. Массивные чугунные ворота были открыты, усыпальница Лаво готовилась принять гроб с телом Джины. За гробом шла молчаливая, торжественная процессия. Лишь изредка кое-где слышались всхлипы. Энн заметила Синди Маккена в окружении молодых женщин. Она тихо плакала. Какая-то очень старая женщина отказалась принять помощь мужчин, которые хотели поддержать ее под руку. Энн подумала, что едва ли это мать Джины: осанка у женщины была прямая и горделивая, но лицо казалось древним, ей, вероятно, далеко за восемьдесят.

Пастор начал последнюю часть погребальной церемонии — прощальную молитву над разверстой могилой. Он говорил о жизнелюбии Джины, ее нежной душе и сказал, что Бог принял ее в объятия свои, а на земле восторжествует справедливость.

Возможно, в этот момент священник не слишком верил в разворотливость новоорлеанской полиции, потому что добавил, что если даже справедливость не восторжествует на земле, то Всемогущий восстановит ее в День Страшного Суда.

Как только служба закончилась, Энн быстро выскользнула на улицу и села в машину: ей не хотелось, чтобы лейтенант Лакросс увидел ее и помешал отправиться в Дельту. Если он считал возможным выволочь ее из клуба, он не остановится перед тем, чтобы выудить ее и из лодки. Усевшись за руль, она почувствовала, как по телу снова прокатилась теплая волна — это ощущение настигало ее уже неоднократно в это утро. Она не могла забыть вчерашний вечер. Его поцелуй. Господи! Она опять задрожала. Идиотка. Это совсем не то, что ей нужно. Черт, конечно, не то. Но было так приятно, когда он прикасался к ней, целовал ее.