Он называл свою спутницу мисс Элли Икзек, делая вид, что ее настоящая фамилия его не интересует. Потом, довольно скоро, она ему понадобится. Сегодняшняя победа имеет для него особое значение. Как разузнал его секретарь, коллеги считали эту даму ледышкой, неприступной крепостью. Она фактически распоряжалась одним из крупнейших туристических агентств Калифорнии, и то, что ей удавалось делать с помощью своего судоходного и гостиничного бизнеса, было феноменально. Стоял прекрасный вечер, и Жак Морэ не только не испытывал сомнений в успехе, но, мысленно раздевая ее весь день, был искренне возбужден перспективой обнаружить, что се белье окажется столь же красным и изысканным, как ее безупречные ногти и костюм. Он постарается не разочаровать ее. Она долго, очень долго будет с нежностью вспоминать Новый Орлеан. К утру он станет владельцем не только ее самой, но и части ее бизнеса.
Улыбнувшись, он поднял бокал и чокнулся с ней:
— Значит, вам нравится «Дивинити»?
— Рыба здесь великолепная! — ответила она по-французски.
Ее французский был весьма недурен. Гораздо лучше распространенного здесь убийственно-убогого, заикающегося типичного англо-американского сленга. Глаза у дамы были голубыми, а волосы — восхитительно платиновыми. Жак Морэ любил блондинок. Еще в молодости он усвоил, что во все времена креолы и потомки англичан с некоторым презрением относились к каджунам. Креолы происходили от французов или испанцев, а каджуны вели свое начало от акадского племени из Новой Шотландии. Иногда их называли «черной сворой», или просто «черными», а в просторечье даже «чернозадыми». Многие люди и по сию пору сохранили былые предрассудки. В известной мере он и сам их разделял.
Большинство каджунов были черноволосыми. Сам не зная почему, он любил соблазнять блондинок. Вообще-то ему нравилось соблазнять любых женщин. Но блондинки…
Быстрая и легкая победа над целомудренной блондинкой всегда давала ему ощущение двойной победы.
Достав бутылку из ведерка со льдом, стоявшего на его половине стола, он подлил ей в бокал.
— Рад, что вам нравится наш знаменитый «Дивинити».
— Вы хотите сказать, что среди местных жителей он популярностью не пользуется?
Он тряхнул головой и пристально посмотрел в ее голубые глаза.
— Новый Орлеан на весь мир славится своими ресторанами и своей кухней. И небезосновательно. Местные здесь бывают часто. Но в городе есть немало других интересных мест, где можно послушать музыку, потанцевать. Джаз. Кофе с молоком. Пирожные.
— А где играют самый лучший джаз? — спросила она.
Он поднял бровь, едва уловимая полуулыбка скользнула по его лицу.
— В довольно странном месте.
— Что вы имеете в виду?
— На любой улице в Старом квартале можно услышать отличный джаз. Но самый лучший…
— Да? — перегнувшись через стол, она приблизила к нему лицо. Он нарочно говорил очень тихо, заставляя ее склоняться все ближе и ближе.
— Хотите послушать лучший в мире джаз?
Она нахмурилась:
— Это что, где-нибудь в опасном районе?
Он отрицательно покачал головой:
— Со мной вы везде будете в безопасности.
— Ну тогда…
— Там играют джаз… и танцуют.
— И что же там танцуют?
Она сама прекрасно знала что. Голубые глаза расширились, рот слегка приоткрылся. Она сделала большой глоток вина. Отлично. Еще несколько глотков. И… в клуб. Уж там-то ей не уберечься от него. Она прилетит, как мотылек на пламя свечи.
— Экзотические танцы, — ответил он невозмутимо.
Губы ее сложились в кружочек: «О!»
— Может быть, чуть-чуть слишком экзотические для вас…
— А… приличные… я хочу сказать… ну, какие там бывают женщины?
Он улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой:
— Даже луизианские дамы самых строгих правил время от времени захаживают. Хотя, признаю, для такой женщины, как вы, это может оказаться несколько вызывающим зрелищем.
— Я выгляжу такой чопорной? — поинтересовалась она.
Еще одна обольстительная улыбка.
— Вы выглядите красивой женщиной.
— Но чопорной?
Он снова подлил ей вина.
— Вы красавица.
— Я хочу посмотреть это место. Как оно называется?
— «Аннабелла».
Он уже накрыл было мягко рукой ее ладонь, как вдруг увидел, что в зал вошел его секретарь и поспешно заскользил между столиками, направляясь к нему. Райан Мартин — рыжий, веснушчатый, серьезный молодой человек, искал его с озабоченным видом.
Жак выругался про себя, сохраняя на лице улыбку для мисс Икзек.
— Мистер Морэ, простите за вторжение, — сказал, подходя к столу, запыхавшийся Райан.
Элли Икзек отдернула руку.
— Райан… я же просил не беспокоить меня. — Он постарался не выдать голосом, насколько важно для него было, чтобы его в этот момент не беспокоили.
— Но это чрезвычайно важно.
— Элли… вы простите, если я отлучусь на секунду?
Он встал. Его спутница тоже встала:
— Что ж, я прекрасно провела этот день. Благодарю вас, мистер Морэ. Ужин был великолепным.
— Постойте, еще так рано…
— Merci, merci. Поговорим завтра.
Она направилась к выходу. Жак разозлился: не будь они в публичном месте, он дал бы Райану пинка. Он швырнул салфетку и рухнул на стул, растирая виски.
— Ну что там? — ледяным тоном буркнул он.
Райан сел напротив него:
— Сегодня вечером тело Джины Лаво найдено на темной улице.
Жак медленно опустил руки, уставился на Райана и чуть было не схватил его за лацканы пиджака, но вовремя удержался.
— Что-что?!
Черт! Когда же он от нее ушел?
— Когда? — спросил он Райана.
— Сразу после восьми. Я… я не хотел вас прерывать. Но ведь она ваша родственница, хоть и дальняя. Я не мог не поставить вас в известность.
Жак кивнул.
— Да-да, конечно. — Потом резко встал, не обращая больше на Райана никакого внимания.
— Жак, они бы тут же арестовали того художника, если бы он и сам не был весь изрезан.
— Что? — лающим голосом выкрикнул Жак после недолгой паузы.
— Художник, Марсел, он после этого потащился к своей бывшей жене, а поскольку из него кровь хлестала, как из недорезанной свиньи, копы его быстро нашли.
— О!
— Он может не пережить эту ночь.
— А-а. — Жак уставился на Райана. — Ты правильно поступил. Молодец, что пришел ко мне. Продолжай следить за событиями. И расплатись за ужин. Дай хорошие чаевые.