— Ли Хок?
— Вот именно. — Президент некоторое время изучал собственные ногти. — Я подумал, вам будет интересно это узнать.
— Конечно, сэр, спасибо, что сказали.
Помолчав, президент улыбнулся:
— Ну что ж, конгрессмен, теперь вы свободны. Вижу, вам не терпится домой…
К его удивлению. Кил так и вспыхнул:
— Сэр…
— О, все в порядке, я ничуть не обижен. Судя по тому, что мне говорили, у вас есть все основания не задерживаться на работе. Мне и самому не терпится познакомиться с вашей женой. О ней весь город судачит.
— Именно поэтому, сэр, — усмехнулся Кил, — мы и решили пока убраться подальше.
— Естественно. Молодоженам хватает компании друг друга. Ну что ж, конгрессмен, когда снова начнете появляться в обществе, мы с первой леди с удовольствием поужинаем с вами.
— Большое спасибо, сэр.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, господин президент. — Кил поднялся и направился к двери.
— Мистер Уэллен, — окликнул его президент, — позвольте сказать, что меня весьма радует ваш возраст: вы еще слишком молоды, чтобы баллотироваться в президенты от другой партии.
— Спасибо, сэр, — рассмеялся Кил, — это настоящий комплимент.
И снова шаги его дробно зазвучали в опустевших к этому времени коридорах Белого дома. Кил поспешно направлялся к своей машине.
22 сентября, 19.31
Александрия, штат Виргиния
Рина поставила собачью миску на пол и распахнула заднюю дверь.
— Джек! Джек Дэниэлз! Немедленно оставь в покое кролика и дуй сюда!
В дальнем конце поросшей шелковистой зеленой травой лужайки показалась огромная, черная как смоль бельгийская овчарка. Остановившись на мгновение, она гавкнула, радостно завиляла хвостом и рванула к дому.
— Ну ты, чудовище, только попробуй наскочить на меня, шкуру спущу, — пригрозила Рина.
Угроза была оставлена без внимания — прямо ей в грудь уперлись мощные лапы.
— Ты когда-нибудь научишься себя вести?
— Джек Дэниэлз плохой пес. Джек плохой пес. Плохой пес.
Рина круто обернулась. Это заверещал своим скрипучим голосом попугай-макао по кличке Старина Эйб.
— Ну конечно, без этой птицы Кил обойтись просто не мог, — простонала Рина, театрально заламывая руки.
— Очень хорошая птица. Очень хор-р-р-ошая птица, — немедленно откликнулся Старина Эйб.
— Очень шумная птица, если хочешь знать мое мнение, — обрезала Рина.
Едва не сбив ее с ног, Джек Дэниэлз рванулся к своей миске.
— Вот что я скажу вам, ребята, кухня слишком мала для нас троих. А уж для четверых — тем более, — негромко добавила Рина. — Все, оставайтесь одни.
Ласково потрепав Джека по голове, она прошла недлинным коридором в роскошно обставленную гостиную и, окинув ее привычным взглядом, довольно улыбнулась. На первом этаже у них было просторно, много воздуха, мебель выдержана в мягких, пастельных тонах. У застекленных створчатых дверей, напоминавших о старых временах, стоял концертный рояль, составлявший некоторый контраст со стереосистемой, занимавшей значительную часть стены, обитой деревянными панелями. Это уж — знак современности. Во всем чувствуется любовный хозяйский уход.
Рина поглядела на витую лестницу, и улыбка на ее лице сменилась задумчиво-мечтательным выражением. Казалось, ноги сами понесли ее наверх. Миновав спальню, она двинулась по темноватому коридору в глубину дома.
Ровно три года назад, в такой же вечер она входила в точно такую же комнату. Тогда она наклонилась над колыбелью, прикоснулась к нежному тельцу.
Здесь тоже была колыбель и рядом с ней — кресло-качалка. Старинное белое кресло.
Рина вытащила из колыбели плюшевого медвежонка, который, казалось, только ее здесь и дожидался.
Покачиваясь в кресле, она машинально поглаживала его по голове. На какой-то момент вернулась прежняя боль, да такая сильная, что у Рины круги перед глазами поплыли. Но потом боль отступила, и Рина медленно улыбнулась.
Не сводя взгляда с пуговки-носа медвежонка, она поправила у него на шее желтую ленту.
— Никогда я их не забуду, — шепнула она ему на ухо. — Никогда. Даже если до ста лет доживу. Но знаешь, малыш, я счастлива, что у меня снова будет ребенок. По-настоящему счастлива. Не дождусь, когда мы с Килом сможем его обнять. И я не буду опекать его, как наседка, слово даю, не буду. — Рина еще раз потрепала мишку по голове и поднялась с кресла.
— Рина?
Она обернулась к двери. На пороге стоял Кил, В твидовой тройке он выглядел на редкость внушительно. Но в глазах у него застыла тревога, и даже голос ему изменил.
Рина кинулась к нему и обвила руками шею, прижавшись лицом к грубоватой ткани пиджака. Он бережно обнял ее за плечи и откинул волосы назад.
— Все нормально? — озабоченно спросил Кил.
— Да. Знаешь, наверное, мне до конца жизни не забыть того, что было, но сейчас гораздо легче. Потому что ты рядом. Я люблю тебя. Я так тебя люблю. И жду не дождусь, когда малыш появится на свет.
Кил улыбнулся и потрепал ее по щеке:
— Ну, об этом еще рано говорить, дорогая. Впереди — полгода.
— Меньше, — запротестовала Рина. — Всего пять с половиной месяцев.
— Пусть будет пять с половиной, — эхом откликнулся Кил и слегка подтолкнул ее в сторону двери. — Как ты думаешь, отец твоего ребенка вернулся домой не слишком поздно, чтобы попросить кинуть ему в рот хоть чего-нибудь?
— Ты всегда приходишь вовремя, — торжественно заявила Рина, прижимаясь к нему. Потом слегка склонила голову и лукаво добавила: — Я вообще — безупречная жена.
— А кто спорит? Я давно это говорил.
Рина привстала на цыпочки, поцеловала его и озабоченно спросила:
— И все-таки почему ты пришел так поздно?
— Президент вызвал, — ухмыльнулся Кил. — Я получил официальные поздравления.
— Потрясающе.
— Гм. А ты что, не рада, что нас обвенчали еще там, на корабле?
Рина растерянно посмотрела на него и тут же рассмеялась:
— А, понятно. Ты хочешь сказать, что малыш родится ровно через девять месяцев, день в день? Да, пожалуй, рада. Вот разговоров-то будет!
Рина неожиданно посерьезнела и на мгновение опустила глаза. Кил озабоченно посмотрел на нее, но, встретив прямой, спокойный взгляд, с облегчением улыбнулся.
— Ты знаешь, Кил, может, тебе покажется странным, но я рада, что наш ребенок был зачат в тот самый день, когда Мэри пошла на поправку. Получается так, словно нам подарили две жизни: жизнь Мэри и жизнь нашего сына.