Через мгновение он уже стоял рядом с девушкой. Его тело, покрытое влагой, сверкало под солнцем.
— Тебе нужна одежда, — внезапно сказал он.
— Удивительная наблюдательность! Вам следовало подумать об этом вчера вечером, мистер Маккензи!
— Ах, мисс Уоррен, но я так давно вас не видел! Весьма опрометчиво с моей стороны, но я недооценил врага.
— Врага?! — девушка вскочила. — Врага! Будто все это затеяла я! Уж не я ли соблазнила тебя?
Джеймс притянул Тилу к себе и мягко прикрыл ей рот ладонью.
— Да, вы враг, мисс Уоррен, потому что не понимаете ни своей силы, ни моей слабости.
От этого признания девушка разразилась слезами. Зарыдав, она прижалась к его груди. Он обнял Тилу, нежно гладя ее волосы. Тепло и сила его тела успокаивали девушку. Она чувствовала себя надежно в объятиях Джеймса, хотя, обнаженные, они были так уязвимы под этим бездонным голубым небом, в этой безлюдной глуши, похожей на первозданный рай.
Он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы:
— Я приготовлю нам кофе.
— Я сама приготовлю его.
— Я разведу огонь.
— А я принесу воды.
Через несколько минут все было готово. Джеймс быстро развел огонь в кругу из камней. Попивая кофе из цикория, крепкий и горьковатый, Тила смотрела нареку.
— Хочешь искупаться? — спросил Джеймс.
— А как же крокодилы?
— Их не так уж много. Девушка вздрогнула. Джеймс улыбнулся:
— Вообще-то в любом водоеме Флориды есть аллигаторы, но здесь они встречаются редко. К тому же на тебя они не польстятся, ибо предпочитают птиц и мелких млекопитающих. Помни одно: держись подальше от всех диких зверей, и они не тронут тебя. — Джеймс склонил голову набок. — Надеюсь, это ты уже усвоила.
— А ты тоже дикое создание?
— Разве вы этого еще не поняли, мисс Уоррен? Она серьезно покачала головой:
— Я решу это, лишь обдумав все, что видела, и тогда постараюсь вынести справедливое суждение.
Он опустил голову. Ей показалось, что он грустно улыбнулся сам себе.
— Хочешь, я буду охранять тебя в реке?
— Ты?
— Да. Ты боишься воды?
— Нет.
— Плавать умеешь?
— Плоховато. Много лет назад, когда я была совсем маленькой, мой отец водил меня к ручью у нашего дома. С тех пор прошло столько времени!
— Ты вспомнишь.
— Пойдешь со мной?
Джеймс взял ее за руку и повлек за собой.
Это было восхитительно! В чистой прозрачной реке били подводные ключи. Сначала Тила держалась поближе к Джеймсу, не решаясь зайти в глубокое место, но потом поплыла сама, наслаждаясь прохладной водой и необычным ощущением свободы.
Но ведь она пленница! Так он сказал.
Нагой Джеймс, сидевший уже на берегу, казался частью этой величественной природы.
— Выходи! — позвал он.
Тила улыбнулась и покачала головой.
— Мисс Уоррен!
— Нет!
Она нырнула и тут же закричала, почувствовав, как что-то вцепилось ей в ногу. Неистово дернувшись, девушка вынырнула и с облегчением взглянула на Джеймса.
— Я же велел тебе выходить!
— А я хотела поплавать еще!
— Не забывай: я — похититель, а ты — моя пленница.
— Жаль, ведь пленники делают все, чтобы обрести свободу.
— А если бы в воде тебя подстерегала опасность? Она покачала головой. Джеймс явно шутит.
— Вы запугиваете меня, сэр?
— Посмотри вниз.
Боже милостивый, он не лгал! Рядом с ней в воде плавали какие-то большие существа. Тила закричала и кинулась к Джеймсу, уже стоявшему возле нее. Оба они упали в воду, прямо на этих ужасных чудовищ.
— Выходи, выходи! — кричала девушка, но Джеймс, держа ее в объятиях, смеялся. Тила никогда раньше не видела, чтобы он так смеялся. Этот смех преобразил его. Сейчас он казался ей юным красавцем с чарующей улыбкой. А что, если эти чудовища набросятся на них? Ну и что? Джеймс смеется, значит, ничего дурного не случится. Да и есть ли что-нибудь страшнее той войны, которая идет в этих краях?
— Ты никогда не видела их раньше?
— Чудовищ? Нет! Почему ты не выходишь? Разве тебя совсем не пугает…
— Тара не рассказывала тебе о них? А ведь она без ума от этих существ.
— По-моему, вы все тут сумасшедшие существа! Он приподнял бровь:
— Это речные дельфины. Тила вздрогнула.
— Ужасно уродливые дельфины!
— Любовь моя, не бойся их. Они даже не едят мяса, а уж тем более не трогают людей.
Он откинулся назад, сильный и опытный пловец, и поплыл на спине. Тила плыла рядом, держась за его шею. Осторожно опустив голову в воду, она наблюдала за речными дельфинами, видимо, матерью и детенышем. Крупные и забавные, они отличались своеобразной грацией. Мать была добрых восемь — десять футов длиной, серая в крапинку. Малыш — около четырех футов и чуть светлее.
Тила прижалась головой к груди Джеймса.
— Как странно… — начала она.
— Что?
— Трудно определить по внешнему виду, чего бояться, а чему доверять.
— Остерегайся всего и никому не доверяй.
— Ты же доверяешь своему брату!
— Это совсем другое дело. Мы одной крови.
— Кровь белых…
— Тила!..
— Тебе повезло.
— Мне?
Она кивнула:
— Тебя с братом объединяет кровь и нечто еще. У меня ни с кем никогда такого не было. Я любила отца, но он умер совсем молодым. Я любила мать и тоже потеряла ее. И осталась с Майклом Уорреном.
Джеймс был уже возле берега. Он убрал с лица девушки прядь мокрых волос.
— Возможно, вы не осознаете, мисс Уоррен, как быстро приобрели здесь друзей…
— Друзей?..
— Мой брат и его жена обожают тебя. Роберт Трент пойдет за тебя в огонь, а молодой Харрингтон и подавно по уши влюблен. Как и Джошуа Брэндейс. Правда, эти трое хотели бы от тебя гораздо большего, чем просто дружба… — с горечью добавил Джеймс. — Конечно, если только…
— Не смей обвинять меня..
— Обвинять тебя? Я же убеждал тебя пощадить нас всех и выйти замуж за Харрингтона!
Тила попыталась отстранить его, но он лишь крепче обнял ее. И вдруг быстро и страстно зашептал:
— Слушай меня внимательно. Знай же: я хочу тебя больше всего на свете, мечтаю держать тебя в объятиях и вдыхать твой чудесный запах. Я готов убить любого, кто танцует и шутит с тобой, вызывая твою улыбку. Моя ревность похожа на темное и ужасное живое существо, которое изнутри терзает меня. И все же, несмотря на это, я совершенно искренне прошу тебя выйти замуж за Харрингтона, поскольку от всей души желаю тебе покоя и счастья. И, о Господи, иногда мне так больно, так чертовски жаль, что я не могу сказать: да, мой отец был бельм, богатым белым. Увы, такое признание не обеспечит мне места в мире белых людей, и я не отвернусь от моего народа. Его беды — мои беды. Мой мир — это борьба за выживание, а твой — это ужин на тонком фарфоре под звуки скрипок. В моем мире убегают и скрываются, в твоем — танцуют. Подо мной почти всегда жесткая земля, под тобой — пуховая постель. Ты не можешь жить вне своего мира. А я должен выжить в своем.