— Но… — растерялась Тила.
— Ему ничто не угрожает, — сказал Джаррет.
— А если мой отчим вернется?..
— Он еще не вернулся.
Тила приблизилась к нему, возмущенная тем, что Джаррет не собирается ворваться в крепость.
— А вдруг там есть другие люди, ненавидящие всех индейцев, — охранник, например.
— Тогда у охранника будет большой выбор.
— Он наверняка захочет убить индейца, виновного, по его мнению, в смерти многих солдат…
— Стало быть, он начнет с Оцеолы.
— Джаррет…
— Я сказал свое слово.
— А я — нет! — Тила выскочила из дома и села в небольшую карету, стоявшую у крыльца. Джон последовал за ней.
— Тила, подожди…
— Я сделаю это сама.
— Я помогу тебе. Не забывай, что я военный. Когда Джон сел рядом, девушка печально улыбнулась и поцеловала его в щеку.
— Правда, ты самый лучший друг на свете.
— Скорее, самый глупый человек. А вдруг я надеюсь, что ты проявишь ко мне благосклонность, если что-то случится с твоим прекрасным воином.
— Ты не надеешься на это.
— И да и нет. Не позволяй мне сейчас раскиснуть. Ты ведь очень спешишь, так не пора ли двигаться.
Тила тронула поводья, и через несколько минут они уже подъехали к крепости. В форту Марион царила невероятная суета. Городские жители бродили вдоль стен, глазея на охрану и ожидая возможности еще раз взглянуть на индейских воинов во всем их великолепии.
Джон провел Тилу через толпу в приемную, то и дело объясняя, что они пришли повидать известного белого индейца Джеймса Маккензи, взятого в плен по ошибке.
Седой чиновник с угрюмым выражением длинного, худого лица, покрытого шрамами, выписал пропуск, потом поднял голову и пристально посмотрел на молодых людей.
— Никаких посещений.
— Что?! — изумилась Тила.
— Не думайте, что ваш белый индеец невиновен.
— Как вы смеете…
— Его обвиняют в убийстве и похищении.
— Дьявольская выдумка…
— Тила! — остановил девушку Джон. Да, ей следовало сдержаться. Но она слишком долго жила среди военных в глуши и уже не думала о том, что столь грубые выражения не подобает произносить молодой леди. Этот чиновник сочтет, что она дурно воспитана. Вообще-то ей до смерти хотелось сказать ему, что его место в аду. Тила с удовольствием добавила бы кое-что еще, но вовремя прикусила язык.
— Джеймс Маккензи не виновен, и, если угодно, я готова поклясться на Библии, что ничего подобного он не совершал. Я находилась там во время расправы…
— Значит, вы наблюдали, как он убивал людей?
— Ах ты, напыщенный осел! — закричала Тила.
— Никаких посещений! Индейца Бегущего Медведя оправдают только свидетельства уцелевших солдат. Разговор окончен!
— Это, по-вашему, окончен! Ну погодите! Я подниму такой шум по поводу ваших действий, что вам не поздоровится.
— Тила! — одернул ее Джон.
— Оставь, Джон. Послушайте меня…
— Тила! — Джон схватил девушку за руку, притянул к себе и тихо прошептал:
— Его зовут Кларенс Хиггинс. Он участвовал в кампании с твоим отцом и был атакован отрядом Оцеолы. Хиггинс едва уцелел. Нам нужно сейчас же уйти.
— Я найду того, кто отменит ваш приказ, — холодно заявила Тила, отступая, но не отказываясь от борьбы.
Изуродованный шрамами лейтенант Хиггинс пристально посмотрел на нее.
— Не угодно ли вам, чтобы я послал в глубь территории за вашим отцом?
Тила снова от всей души послала его к дьяволу. Джон потянул ее за собой. У выхода они увидели старого Рили; его конвоировал молодой сержант.
— Рили! — воскликнула девушка. — Я пыталась увидеть Джеймса. Я…
Рили перебил ее, тихо сказав:
— Не надо посещать Джеймса — Но…
— Мисс, не надо этого делать. — Быстро оглядевшись, Рили еще тише добавил:
— Дайте ему время. Он разобьет вам сердце. Держитесь подальше от него.
— Что? Почему?
— Его предали.
— Военные!
— И вы. Пожалуйста, не пытайтесь увидеть его. Это принесет ему еще больше бед.
Рили последовал за сержантом. На глаза Тилы навернулись слезы.
Боже милостивый, о чем это он? Она быстро смахнула слезы. Джеймс — отъявленный мерзавец, вот и все. Он сам сказал, что уже наигрался. И не шутил при этом.
— Тила?.. — начал Джон.
— Пойдем.
Всю дорогу домой девушка молчала. Когда они подъехали к крыльцу, Тила быстро вышла из кареты. Ей хотелось остаться одной.
— Тила, мы непременно увидим Джеймса…
— Мне все равно, даже если он сгниет там заживо! — Она бросилась в свою комнату.
Условия содержания индейцев в плену были вполне сносными. Капитан Моррисон, попечениям которого вверили пленных, разрешил им свободно передвигаться в пределах форта. Однако пленных было много, а камер мало, поэтому лихорадка стремительно распространялась.
Зато всех кормили. Оцеола послал за своими женами и детьми, кое-кто из воинов последовал его примеру. Дети выглядели безнадежно больными, но с жадностью ели все, что им приносили, Джеймс попросил Джаррета не вмешиваться. Он знал, что брата тяготит бездействие, но предпочитал выждать. В форту ему ничто не угрожало. Джеймс повидал многих военных друзей, и они заверили его, что Уоррен все еще занят в кампании и преисполнен решимости довести войну до конца. Больных индейцев начал посещать доктор Уидон. Он проводил в форту много времени и питал к Джеймсу особый интерес. От него Джеймс узнал, что два солдата из отряда, подвергшегося нападению Выдры, находятся в форте Брук и уже выздоравливают. Эрнандес послал за ними, желая, чтобы они подтвердили непричастность Джеймса к нападению.
Джеймс прислонился к стене камеры форта, когда Дикий Кот сел возле него.
— Белый капитан сказал, что нас с тобой пригласили на торжество в Сент-Августине. Нас доставят туда под конвоем. Полагаю, тебя пригласили потому, что ты иногда бываешь у белых, а на меня просто хотят поглазеть.
Джеймс улыбнулся. Дикий Кот прав: белым интересно взглянуть на индейца, чье имя на устах у всех. Шрамы придавали красивому лицу Дикого Кота особую значительность. Его глаза обладали необычайной притягательностью. Поговаривали, будто Дикий Кот бегает так стремительно, что, преследуемый солдатами, порой останавливается, смеется им в лицо, мчится вперед, исчезает, а потом устраивает им засаду. Он вполне отвечал романтическим представлениям публики о семиноле — «дикаре», а вместе с тем властелине леса.