— Ты, Джеймс, знаешь, что я не в силах бежать. Я задержу вас, навлеку на всех беду. Мне остается лишь молиться, чтобы Великий Отец поддержал нас всех.
Джеймс сжал его руку:
— Я всегда буду неподалеку и постараюсь помочь вам, когда докажу, что не виновен в расправе, учиненной Выдрой. И…
— И когда ты погасишь огонь в сердце, да, мой добрый Друг?
— Да, великий вождь. Когда я погашу пламя, пожирающее мою душу.
Джеймс поднялся. Он очень устал, но был рад, что здоров. Вокруг многие болели. Ючи Билли, умершего четыре дня назад, похоронили в присутствии врача и священника. Другие тоже погибли. Джеймс был готов уйти отсюда. Сам. Без посторонней помощи.
В этот поздний час небо совсем потемнело, когда облако закрыло луну. Пора уходить!
Восемнадцать человек решились на побег: шестнадцать мужчин и две женщины. Они работали сообща и молча. Подпиленный прут вытащили, перекинули веревку.
Самым трудным было протиснуться через узкое отверстие.
Женщинам, невысоким и стройным, это удалось легко. Джеймсу с его широкими гимнами придется труднее всех. Он с самого начала понимал это.
Джеймс заставил себя думать о Типе, вспоминать ее лицо, фигуру и то, как она ушла от него, оставив в руках солдат. Обильно намазавшись жиром, он крутился и извивался, потом напряг все силы, сделал резкое движение и ободрал кожу, но не издал ни звука.
Наконец он присоединился к товарищам.
Они стояли в темноте. На свободе. Двигаясь бесшумно, все — один за другим — соскользнули по веревке в канаву.
Там Джеймс попрощался с Диким Котом и остальными индейцами:
— Я должен идти своим путем.
— Путем белых.
Джеймс покачал головой, хотя прекрасно знал, что не станет сражаться против белых, какие бы обвинения ни выдвигал Уоррен. Он никогда не воевал по своей воле, а боролся только за выживание близких ему людей.
— Я всегда старался жить в мире с окружением моего отца и с народом моей матери. Я снова хочу обрести мир.
— Едва ли это удастся, когда вокруг идет война, — возразил Дикий Кот.
— Мир в сердце каждого из нас. Но клянусь тебе, я никогда не предам моих братьев-семинолов.
Дикий Кот улыбнулся:
— Не предашь ни один из твоих народов, так? Великий Дух да будет с тобой. Когда устанешь от бледнолицых, найди меня. Я снова буду воевать — насмерть.
Они быстро обнялись.
Дикий Кот поднял руку, приказав своим спутникам следовать за ним. Проводив глазами бесшумно скользящие тени, Джеймс добрался в кромешной тьме до берега и нырнул. Благодаря интересу доктора Уидона к нему и ко всему связанному с ним Джеймс знал, где живет семья брата, хотя и не видел Джаррета.
Только за полночь он нашел дом брата. Ему повезло — стоя мокрый на деревянном тротуаре, Джеймс увидел Тилу в окне второго этажа. Она сидела перед трюмо. Свет свечи падал на девушку, и ее силуэт был отчетливо различим сквозь тонкие белые занавески.
Она задула свечу. Джеймс улыбнулся. Он был в набедренной повязке. Кожаная лента стягивала волосы на затылке. Соленая вода уже смыла с него жир. Сейчас Джеймс двигался так же легко, как зверь в лесу.
Он вскарабкался по лиане, вьющейся по стене, спрыгнул на балкон и пробрался в комнату. Подойдя к постели, Джеймс опустился на нее, рукой закрыл Тиле рот и прижал губы к ее уху:
— Итак, любовь моя, чей же это ребенок? К его неописуемому удивлению, большая темная тень зашевелилась рядом с женщиной.
— Мой!
Пораженный, но готовый к бою, Джеймс отскочил от постели. Однако никто не напал на него. Он вздрогнул, услышав знакомый голос:
— Мой, и в этом, черт побери, нет никакого сомнения! Однако что ты делаешь в моей спальне в такое время?
Чиркнула спичка, и зажглась свеча. Джеймс увидел перед собой Джаррета и Тару. Они выжидающе смотрели на него.
— Я… — Он протянул руки. — Прости, Тара.
— Полагаю, ты перепутал комнаты, — невозмутимо заметила Тара. — Иди дальше по коридору и налево.
— Ты мог бы постучать в парадную дверь. — Джаррет окинул брата критическим взглядом.
— Я ненадолго.
— Лучше бы тебе задержаться и поговорить, — сказал Джаррет.
— Но не с нами, а с Тилой, — вставила Тара.
— Конечно, — согласился с женой Джаррет, — однако и я хотел бы узнать, что происходит.
— Вполне справедливо. — Джеймс направился к двери.
— Похоже, совершился побег? — спросил Джаррет.
— Да.
— И ты руководил им?
Джеймс покачал головой:
— Нет. Я только присоединился. У меня не было выбора:
Майклу Уоррену сообщили о том, что я в крепости. Пришлось покинуть ее, чтобы сохранить жизнь.
— Уоррен знает, что тебя захватили в плен?
— Если и нет, то скоро узнает.
— Тогда тебе и в самом деле не стоит задерживаться.
— Я уйду на рассвете, до того как обнаружат, что произошел побег.
— Значит, Оцеола ускользнул от Джесэпа?
— Нет, он умирает. Возможно, у него еще есть немного времени. Несколько недель или даже месяцев. Джесэп считает, что смерть Оцеолы остановит войну. Но он ошибается.
— Конечно.
Джеймс кивнул и вышел из комнаты.
Джаррет вопросительно посмотрел на жену:
— Следовало ли нам позволять ему это? Я беспокоюсь за бедную девушку.
— Она не так уж слаба и сейчас готова разорвать его. — Тара улыбнулась. — По-моему, Джеймс этого заслуживает. К тому же они сами должны решить свои проблемы.
— Сейчас проблемы серьезнее, чем когда-либо прежде. Брат только что бежал из военной тюрьмы!
— Они не имели права держать его, и Джеймс не заблуждается: по распоряжению Уоррена твоего брата убили бы в крепости. Джеймс не виновен. Более того, он спас жизни и белых, и семинолов.
— Это ты так оцениваешь ситуацию.
— Он должен остаться здесь… Джаррет тихо застонал:
— Тара, ну как ты не понимаешь! Ему никак нельзя оставаться. Они же прежде всего придут сюда.
— Но…
— Тара, оставь.
— Но…
— Тара!
— Джаррет…
Он вздохнул и поцеловал жену, ибо давным-давно понял, что только так можно заставить ее замолчать.
Типе снова снился этот сон.
Она находилась в какой-то глуши, в совсем незнакомом месте. И бежала по узким, почти незаметным тропам, слышала жужжание мух, москитов и свое дыхание.