Беглянка | Страница: 59

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– И пускай!.. Джаррет, не ходи к нему, не унижайся! Вспомни, ты сам говорил, что десятки плантаций разорены, много людей убито!

– Индейские селения тоже.

– Но ты же белый! Ты – белый! Прими их сторону!

Тара была на грани истерики.

– Я не могу воевать против своего брата! – Голос его сорвался. – И он тоже. Я верю ему!

– Ему ты веришь, а Роберта пять минут назад был готов обвинить Бог знает в чем!

– Я никогда не сомневался в честности Роберта! С чего ты взяла?

– Значит, усомнился в моей порядочности? О, благодарю тебя!

– Не забывай, черт возьми, где мы с тобой познакомились!

– Еще раз благодарю… Но я и не забываю. Ты своим отношением, постоянным недоверием не даешь забыть!

– Я не могу измениться и стать другим! Даже ради тебя. И как я могу быть уверен… если ты уже однажды удрала от кого-то и чуть не опустилась на самое дно… Откуда мне знать, что ты не выкинешь то же самое?

Джаррет замолчал. Тара видела, как ходят у него желваки. Ей вдруг стало безумно жаль его: зачем он так страдает из-за нее? Она не стоит этого со всеми своими безысходными тайнами – независимо от того, откроется ли она ему сейчас или унесет их с собой в могилу. И он ей ничем не поможет – тут силой и ловкостью не возьмешь…

Джаррет заговорил уже спокойнее:

– Что касается Роберта, которому, повторяю, я верил и верю, то вряд ли ты скоро увидишь его. Он выразил желание отправиться завтра со мной.

– Выходит, для тебя мои просьбы… мое мнение… ничего не значат, Джаррет?

– Ты моя жена и должна считаться с моим мнением.

– А своего мне иметь не положено?

– Черт побери! Сколько можно перемалывать одно и то же?

Его резкий окрик заставил ее сказать то, о чем она и не помышляла:

– Тогда считай, что у тебя нет жены.

– У меня нет жены? – Джаррет сжал кулаки.

– Может, и нет!

Тара направилась к двери, сочтя за лучшее уйти и подождать, пока он остынет.

Джаррет схватил Тару за руку и с яростью уставился на нее.

– Нет жены? – хрипло повторил он.

– Ты не смеешь так обращаться со мной! – крикнула она, пытаясь вырваться. – Кто дал тебе, право? Мы живем в свободной стране! И я могу иметь свои взгляды. Если бы на моем месте сейчас была Лайза, она сказала тебе то же самое…

– Она никогда не стала бы учить меня, как поступать! Лайза понимала все, что происходит… – Он махнул рукой. – Э, да что говорить!

– Конечно, – с горечью, обронила Тара. – Лайза понимала то, чего я не хочу понять, и она была смелой…

– Замолчи! Она мертва.

– Но до сих пор она… она твоя жена. Не я…

– Я уже говорил тебе, ты не права… Мне хорошо с тобой.

Как неуверенно он произнес: эти слова!

– Тебе хорошо с твоими воспоминаниями! Они заполняют все твои мысли.

– Ох, лучше замолчи!

– Нет!

– Прошу тебя, замолчи!

Джаррет подхватил ее на руки, крепко стиснул и бросил на постель.

– Зачем я тебе сейчас, если через несколько часов ты оставишь меня?

Но помимо води в ней уже просыпалось желание.

– Я не могу уехать, не попрощавшись с тобой.

– Нет, Джаррет! И не думай!.. Я никогда… нет…

Но он был рядом. Его руки, губы… Она ощущала их везде и не могла противиться… Не могла и не хотела.

– О, я ненавижу тебя!.. – лихорадочно бормотала Тара, слезы текли по ее лицу. – Ненавижу за то, что уезжаешь… бросаешь меня одну…

– Будь ты неладна… будь неладна… – шептал он, овладевая ею. – Будь проклят твой характер!..

Их слияние было таким же бурным, как предшествовавшая ему перепалка.

Но после этого Тара ощутила безысходную пустоту.

– Зачем? Зачем все это? – прошептала она и повернулась к стене.

«Что со мной? – думала она. – Почему меня не удовлетворяет то, что уже есть? Чувство относительной безопасности. Моя любовь к нему… Ведь я люблю его, несмотря ни на что… Да, люблю… А вот ему, как он выразился, просто хорошо со мной. Но быть может, это тоже любовь?..»

Тара уже жалела обо всех своих упреках, обо всех горьких словах. Особенно тех, что касались Лайзы. Пускай душа ее будет спокойна там, на небесах.

Но тревога не проходила. Да и как ей пройти, если утром Джаррет будет на дорогах войны, где опасность подстерегает из-за каждого куста, каждого дерева?

Ей вдруг захотелось сказать ему самое главное, чтобы он знал о ее чувствах, не сомневался в них.

– Джаррет, – прошептала Тара. – Джаррет… я люблю тебя.

Он ничего не ответил. Она слышала только его ровное дыхание.

Разбудить его? Повторить то, что вырвалось у нее? Зачем? К тому же сказанное второй раз прозвучит уже не так искренне.

Снова рыдания сжали ей горло.

«Нет, простое семейное счастье – не для меня. Да и как может быть иначе, если надо мной тяготеет страшное обвинение и, пока я здесь борюсь с Джарретом и с самою собой, они там не сидят сложа руки…»

В конце концов она опять повернулась к стене и уснула.

Когда Тара открыла глаза, комнату заливал солнечный свет. Огонь в камине потух. В лучах солнца трепетали мириады пылинок.

Она вдруг поняла, что Джаррета рядом нет.

Глава 18

Четыре дня после отъезда Джаррета Тара бродила как потерянная по дому и возле него. Снова они расстались и опять чуть ли не врагами! Ее не покидала тоска, она корила себя за несдержанность, упрямство, за… многое, что только смутно ощущала.

Но даже подавленная и растерянная, Тара не забывала о том, что Джеймс со всей своей семьей и прочими обитателями селения собирается вскоре покинуть насиженное место и отправиться Бог знает куда, не дожидаясь прихода солдат. Таре мучительно хотелось повидать свою новую родню, поговорить со всеми, выразить сочувствие.

Понимая, что нельзя совершить такое путешествие одной, она сказала Рутгеру о своем намерении, хотя и не слишком надеялась на его помощь. Однако управляющий отнесся к просьбе с пониманием и обещал распорядиться, чтобы молодой конюх Питер нашел индейцев-часовых и предупредил о ее прибытии. Сам же он вызвался проводить Тару вместе с моряком Лео до этих дозорных.

Два дня спустя они отправились в путь, и Тара через несколько часов добралась до индейского селения. По пути ей не раз встречались вооруженные воины с раскрашенными лицами, но все они дружески приветствовали ее. Чувствуя, что эти люди напряженно ожидают каких-то событий, она всем сердцем жалела их и с горечью сознавала свое бессилие.