— Я скорее всего буду спать сегодня одна. Устала, — смутилась Кэти.
— Как знаешь. Но если что-нибудь случится, то я всегда буду тебе рада.
— Спасибо.
Тара подошла к Джордану, и тот, увлеченный разговором с Анхелом, машинально обнял ее за талию. Кэти стало не по себе. Она так и думала, что между ними более серьезные отношения, чем ей показалось сначала. Почему бы и нет? Ведь Тара такая привлекательная женщина.
Кэти поднялась с дивана и направилась в свою спальню. Девочки пошли следом за ней, беспокоясь о ее состоянии.
— Девочки, честное слово, я в порядке. И вообще ничего страшного не случилось, — заверила их Кэти.
— Но тебя ведь могли убить.
— Нет. Мне только угрожали.
Они вошли в спальню. Кэти подумала, что девочки отчасти правы, и она должна быть счастлива, что осталась жива. Она обняла дочек, и какое-то время они беседовали, лежа втроем на одной кровати.
— Если бы папа поймал этого бандита, — заявила Алекс, — он бы его убил.
— Если бы он убил его, то попал бы в тюрьму, — возразила Кэти. — А потому очень хорошо, что этого не случилось.
— Папа любит тебя, — сказала Брен.
— Ради Бога, девочки, перестаньте! Вы же знаете, что ваш отец любит защищать обиженных. Это свойство его натуры.
— И все же он любит тебя, — настойчиво повторила Брен.
— Нас связывает с ним общее прошлое. И если он любит меня, то совсем немного.
— Как можно любить немного?
— Вы задаете слишком много вопросов. А вам давно уже пора спать, — недовольно произнесла Кэти.
Дочки поцеловали мать, пожелали ей спокойной ночи и вышли из спальни.
Кэти попыталась уснуть. Но сон не приходил. Она уже решила было спуститься в гостиную и попросить у Тары снотворное, но задержалась у окна и вдруг, как и накануне, увидела в далеком неосвещенном окне гостевого домика силуэт Джордана. Кэти вдруг обрадовалась тому, что он сейчас один. Да, с сексом-то у них всегда все было в порядке. Но вот вопрос о доверии стал главным в их жизни, разрешить его они так и не смогли. Грядущая встреча свела здесь, в этом доме, всех музыкантов «Блу Хэрон». Черт возьми, угораздило же их впутаться в эту историю. Что же все-таки стряслось десять лет назад? Ладно, так или иначе, они докопаются до истины.
Джордан подошел поближе к окну и помахал ей рукой. Кэти приветливо помахала ему в ответ.
Теперь она успокоилась и наконец смогла заснуть.
В воскресенье Кэти проснулась рано. Приняла душ, выбрала для сегодняшнего дня из своего не слишком богатого гардероба легкое светлое платье и с радостным удивлением заметила, что почти позабыла о кошмарах предыдущего вечера.
Ей почему-то припомнился высокий кафедральный собор, тонким кружевным шпилем поднимающийся над деловым центром Майами. Построенный в далекие, незапамятные времена, он славился своим замечательным старинным органом и искусной игрой приглашаемых на церковную службу флейтистов и волынщиков. И Кэти страстно захотелось посетить сегодня еженедельную воскресную мессу.
Она подумала, что это слишком тоскливо — жить под добровольным домашним арестом. И ничего страшного не случится, если, приняв соответствующие меры предосторожности, она незаметно проскользнет в церковь и так же незаметно вернется обратно.
В доме было тихо. Лишь на кухне хлопотала Пегги, и оттуда по всему дому распространялись соблазнительные ароматы готовящихся блюд. Кэти заглянула на кухню и, взяв чашечку кофе, вышла на крыльцо. Кто-то из мужчин расположился в шезлонге у бассейна и, блаженно вытянув ноги, грелся на солнышке. Кэти подошла ближе.
— Папа! — вдруг радостно воскликнула она. — Джеррит собственной персоной!
Он поднялся ей навстречу, широко раскрыв для объятия свои крепкие руки. Высокий, подтянутый, красивый, с правильными, словно высеченными из мрамора чертами лица и совершенно седыми волосами, он весело улыбался ей своей светлой, подкупающей улыбкой. Отец Джордана вообще был замечательным человеком. Все эти годы они поддерживали с ним добрые отношения. Переписывались, посылали друг другу рождественские открытки, обменивались фотографиями. И он с особым вниманием всегда относился к успехам ее дочерей.
— Кэти! — воскликнул он, крепко обняв ее. — Как я рад тебя видеть!
Потом забрал из ее рук чашку, поставил на стол и, слегка отстранив Кэти, чтобы лучше разглядеть, окинул пристальным, изучающим взглядом.
— Ты чудесно выглядишь, просто изумительно. Радуешь мои больные старческие глазки, — заметил он.
— И вовсе они не больные и не старческие. Ты на самом деле тоже отлично смотришься: просто воплощение здоровья. Где был последнее время?
— Занимался подводным плаванием у мексиканского побережья. Даже получил удостоверение исследователя морских пещер.
— Вот это здорово! — обрадовалась Кэти. — А тебе это действительно нравится?
— Очень. Я даже пытался соблазнить этим занятием твою маму.
— Но ведь она живет в Нью-Йорке. Там не так уж легко найти подводные пещеры.
— Ну, на свете достаточно мест для ныряния. И незачем всю жизнь торчать в Нью-Йорке.
— Может быть, ты и прав.
— А как твои книги?
— Как всегда — здорово. Я люблю свою работу.
— Ну да. В жизни главное — хорошая работа и здоровье. Это и есть счастье. Ну а ты, Кэти? Ты счастлива?
Кэти усмехнулась:
— Деликатность никогда не входила в число ваших добродетелей, сэр.
— Ага, теперь, значит, «сэр». А как насчет «папочки»? Со мной-то ты не в разводе, надеюсь?
Джеррит Треверьян был весьма своеобразной личностью. Любил подтрунивать над окружающими на грани откровенного издевательства, но был готов поделиться со страждущим последним куском хлеба. Прочно держался за свои пристрастия и идеалы. Одной из его главных отличительных черт была ирония. Кэти никогда еще не встречала человека с такой же, как у Джеррита, язвительной и одновременно заразительной ухмылкой. Джордан, кстати, во многом унаследовал характер отца.
— Хорошо. Итак, папочка, как же ты поживаешь?
Кэти не в силах была сдержать улыбку.
— Прекрасно. Хотя часто скучаю по своей жене.
— Мы все часто вспоминаем о ней.
— Иногда мне кажется, что она где-то здесь, рядом. А во сне я часто разговариваю с ней, как с живой.
— Мой отец говорил мне: те, кто ушел из жизни раньше нас, становятся нашими ангелами-хранителями. И я временами чувствую, как с небес глядит он на меня, на моих дочек и помогает в трудную минуту справиться с тяготами жизни.
— А ты рада тому, что снова будешь петь?
— Рада. Хотя и не знаю, что из этого получится!