Склонившись над мужчиной, она пристально разглядывала его, не решаясь дотронуться. Он был мертв, сомнений не оставалось. Какой смертью умер адвокат, Александра понять не могла, ран и прочих следов насилия на теле заметно не было. Наконец она решилась коснуться его руки. Ее собственные пальцы были ледяными – и от холода, стоявшего в нетопленой комнате, и от страха, но рука покойника показалась ей еще холоднее. То был инертный, безмолвный холод неодушевленного предмета. Александра отдернула пальцы, бессознательно вытерла их о куртку, сунула руки в карманы и поежилась.
«Нужно вызывать полицию… Неизбежно, нужно. Сходить к Марье Семеновне, она практичная, знает, что нужно предпринять. Я сделаю что-нибудь не то. Куда пропала Ритка?! Черт, что тут произошло?! Звонить в полицию или подождать, пока Рита вернется? Вдруг я ее подставлю? Вдруг…»
Ей внезапно вспомнился очень давний эпизод, относящийся к раннему детству. Мать по какому-то поводу сшила себе выходное платье – зеленое, в пол, с бархатным цветком на плече. Совсем как в кино. Именно эта ассоциация с кино, с миром нереальным, где все возможно и позволено, и увела, должно быть, послушную девочку слишком далеко в область фантазий. Очнулась она с портновскими ножницами в руках, перед зеркалом. Мамино платье, укороченное вдвое, болталось на пятилетней Саше, как на вешалке. Цветок съехал на живот. Подрезанные рукава махрились где-то возле тощих локтей, искусанных комарами. На полу валялись зеленые лоскуты. Тишина в комнате была зловещей, все предметы и – главное – отражение в зеркале казались ужасными, незнакомыми. Но ужаснее всего было, конечно, только осознание случившейся катастрофы – и случившейся только по ее вине! То, что сделала Саша дальше, тоже пришло из мира грез. Обычно она тут же сознавалась в своих проступках, получала выговор, раскаивалась и мирно жила дальше. Но на этот раз девочка была убеждена, что никогда не будет прощена. Хуже того – не сумеет объяснить, почему сделала то, что сделала. Саша положила ножницы на подзеркальник, сняла с себя остатки платья, аккуратно повесила их обратно на вешалку, а вешалку пристроила на приоткрытую дверцу шкафа, откуда ее и сняла. Вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Удивительным и мучительным образом несчастье осталось незамеченным до вечера. Только когда мама пошла переодеваться в то самое злополучное платье и из спальни донеслись ее растерянные возгласы, Саша по-настоящему осознала, что натворила. До тех пор ей казалось, что за закрытой дверью может произойти чудо, и платье само собой срастется, собравшись из лоскутов… Хотя на самом деле девочка, конечно, ни во что подобное не верила.
И сейчас она поступила так же. Выпрямившись, Александра в последний раз взглянула на мужчину, отвела глаза и вышла из комнаты, затворив дверь. Она торопливо обошла всю квартиру, везде на минуту-другую включая свет и убеждаясь, что других сюрпризов судьба ей не уготовила. Наконец Александра вышла на лестничную площадку, плотно прикрыв за собой входную дверь.
«Пусть разбираются те, кого это прямо касается, – думала она, поднимаясь по лестнице и стараясь ступать тише, чтобы ее не услышала Марья Семеновна. – Пусть сами решают, что делать и куда звонить. А мне не нужно таких приключений. Я запрусь и не открою никому на свете. А Ритка вернется, даст мне ответ!»
Женщина старалась не думать о том, что при сложившихся обстоятельствах подруга может и не вернуться. Александра пыталась припомнить, были ли у гостьи какие-то вещи, когда та приехала. «Одна только сумка на плече… Не дорожная, обычная. Когда мы пошли вниз устраиваться, мне пришлось выдать Рите все, даже полотенца у нее не было. С таким-то багажом она явилась издалека… будто тоже сбежала второпях. Откуда? Не из Киева, но откуда же? Осталась ли сумка в мастерской на втором этаже? Идти поискать? Нет, ни за что! Еще раз увидеть этого, за дверью! Как его звали, как же его звали?!»
Войдя в мастерскую и заперев дверь, она немедленно бросилась к столу и схватила валявшуюся там визитку, которую днем вручил ей непрошеный визитер. «Демин Андрей Викторович!» Прочитав это имя, Александра присела и спрятала лицо в ладонях. Она ощущала смертельную усталость. Бесконечный день загнал ее в тупик, откуда, как ей казалось, не было выхода. «О, бывают, бывают такие проклятые дни, когда все делается только к худшему, и каждый последующий шаг ухудшает ситуацию. Цуцванг. Иван любил этот шахматный термин. Когда я попрекала его очередным запоем, он говорил в ответ: “Что поделать, моя жизнь – это цуцванг”. Ненавижу это слово. Оно как грязный темный коридор, забранный в конце глухой решеткой».
Телефон, зазвонивший в кармане, напугал ее до тошноты. Трясущимися пальцами вытащив его, она увидела на затертом дисплее незнакомый мобильный номер. «Рита?!» Но в трубке зазвучал мужской голос.
– Вы не спите? Я вас не разбудил? Это Валерий.
– Боже, – задохнувшись от волнения, женщина плотнее прижала трубку к уху. – Ваша мама…
– Нет, она спит. Ей даже как будто лучше. Полчаса назад приняла лекарство и сразу уснула.
– Вы меня напугали. – Александра взглянула на часы. – Нет, я не спала, я ночью часто работаю. Что-то все-таки случилось?
– Да… – Валерий ответил не сразу. – Случилось кое-что. С одной стороны, это чисто семейное дело, но я вдруг подумал, что вы мне можете помочь… Только это нельзя обсуждать по телефону…
– Хорошо, давайте встретимся завтра, – предложила Александра. – Вам несложно будет приехать ко мне? Я работаю, не хотелось бы отлучаться. Живу недалеко.
Вновь последовала пауза, на этот раз еще более продолжительная.
– Лучше бы вы приехали к нам, – сказал наконец мужчина. – Мне нельзя оставить больную надолго, а срочно нужно кое-что вам показать.
– Хотите что-то продать? – догадалась Александра. Привыкнув иметь дело с коллекционерами, членами их семей, она тонко чувствовала ситуацию. В этом бизнесе водилось множество тайн, недомолвок и уверток. Сопоставив подслушанный ею разговор братьев на лестнице, Александра сделала вывод, что у младшего были какие-то денежные затруднения, о которых он не решался сообщить матери, перекладывая эту неприятную миссию на брата. А каким путем решаются подобные вопросы в семьях, где годами копится антиквариат в таком количестве, что продажа некоторых предметов не замечается владельцем, ей было известно очень хорошо. Это почти не считалось кражей, во всяком случае, с годами она перестала так считать. Деньги оставались среди родни. До заявлений властям не доходило, честь семьи оказывалась дороже проданных вещей.
– Если не возражаете, об этом завтра. – Александра удивилась, что собеседник говорит вполголоса, будто боясь быть услышанным, хотя его арбатская квартира была достаточно велика, чтобы уединиться где-нибудь для разговора и не потревожить спящую больную. – Я хотел бы увидеться с вами как можно раньше. Утром, скажем, в девять?
– Помилуйте! – испугалась Александра. – Я никогда так рано и не встаю. Для меня уж проще в пять-шесть утра, я часто еще не ложусь в такой час, и метро уже открывают. Хотя, конечно, это шутка! – поспешила она поправиться. – В пять я уже ни на что не гожусь. Дело настолько спешное, что нельзя отложить до полудня?