– Ты спятил? Знаешь, кто она?
– Да, – рассеянно отозвался он.
– Сестренка Сеймура. Лорд ноги об нас вытереть побрезгует. И она не лучше – тори до самых печенок.
– Нет. – Перси медленно покачал головой. – Тори, янки… Она только думает так. Но она…
– Перси, друг мой, ты меня беспокоишь. Погляди вокруг, страна вот-вот расколется на две части, а у тебя на уме…
Перси не обратил на него внимания, лишь широко улыбнулся:
– Она – женщина, друг мой. Единственная женщина для меня в этом мире. – Затем вновь улыбнулся Джеймсу и хлопнул его по плечу. – Поспешим-ка зазвать мистера Генри в таверну, запрем дверь для всех, кроме самых отважных, и послушаем, о чем он собирается рассказать на следующей сходке!
Галерея ломилась от посетителей. Маленькие столики, накрытые темными бархатными, а поверх – белоснежными кружевными скатертями, были уставлены серебряными ведерками с бутылками охлажденного «Дом Периньон». На искусно украшенных подносах красовались нежнейшие паштеты, красная и черная русская икра, копченый окорок, брийе, камамбер, прозрачные ржаные и пшеничные крекеры.
Уже через час после того, как приехал первый гость, все картины были проданы. Посетители, которые ничего не решились купить, теперь с завистью глядели на счастливых обладателей работ Брента Мак-Келли.
Гейли, в длинном синем бархатном платье от Олега Кассини, присев на краешек рабочего стола и рассеянно накручивая на палец нить жемчуга, слушала Сильвию Гутледж, художественного критика из престижной газеты «Зеркало Ричмонда». Она восторженно рассуждала об эротизме полотен Мак-Келли. Гейли едва находила силы кивать головой, вежливо соглашаясь с собеседницей. На самом деле Гейли давно уже не могла отвести глаз от героя сегодняшнего вечера.
Он был в необычном смокинге. Фрак с не длинными, но и не короткими фалдами напоминал какую-то старомодную одежду вроде военного мундира времен войны за независимость. Под фрак Брент надел розовую рубашку. Гейли никогда не думала, что розовый цвет можно использовать в мужских официальных костюмах, но Мак-Келли умудрился в этом костюме выглядеть неотразимо. В течение вечера он любезно позировал фотокорреспондентам, а его поведение даже не намекало на капризность или сумасбродство. Он одинаково приветливо отвечал каждому, кто бы к нему ни обращался.
Но накануне вечера он казался совершенно непредсказуемым. Прямо с утра заявился в галерею в поношенных джинсах и футболке, на которой красовалось изображение скандально известной рок-группы. Многие художники – странный народ. Гейли знала это не понаслышке.
«Интересно, – подумала она, увидев Брента на пороге. – Наверное, он решил вырядиться как можно безобразнее, чтобы весь артистический мир сплетничал о нем все десять ближайших лет».
К превеликому ее удивлению, он не захотел перевесить ни одну из работ, одобрив ее старания. Зря она волновалась, давая объяснения, почему выбрала такое освещение для полотен или почему поместила их в таком порядке… Но едва наступила очередь картины с обнявшимися влюбленными, как Гейли в который раз ощутила необъяснимый прилив тепла и смутной тревоги.
Ей вспомнились беспорядочные обрывки странных снов, она попыталась воссоздать их полностью, но не сумела воскресить ни одного целостного воспоминания. Неожиданно у нее резко перехватило дыхание, когда она внезапно поняла, что обрывки снов четко перекликаются с неизведанным ощущением, навеваемым полотном… Это желание быть вот так же любимой.
Между тем Мак-Келли смотрел на нее в упор. Чуть не заикаясь, Гейли выразила восхищение уникальной красотой этого полотна.
– Оно заслуживает отдельной, совершенно пустой стены, со специальной подсветкой, – объяснила она. – Безусловно, это стержневая картина выставки.
– Тебе действительно нравится? – переспросил Брент.
– Да. Это лучшая твоя работа. – Гейли уже не могла совладать с собой: глядя на полотно, она неотвратимо заливалась краской смущения.
«Трогательная? Пожалуй, да», – сказала она себе.
Но только когда Брент Мак-Келли стоял рядом, картина казалась ей очень и очень эротичной. Гейли не могла смотреть на нее, не рисуя в воображении похожий сюжет: их с Брентом в такой же позе.
Она страшно смутилась, и щеки заалели пунцовым румянцем от твердой уверенности, что он тоже сейчас представляет, как они обнимаются… Любовники навечно.
– Странно, не так ли? – пробормотал Брент. Гейли поняла, что он стоит у нее за спиной и смотрит на картину. Отклонись она слегка назад, и голова легла бы Бренту на грудь, а волосы пощекотали бы его подбородок.
– Что именно? – спросила она шепотом.
– Чувство. Разве не видишь? Не можешь домыслить? Словно это уже случалось прежде.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Понимаешь. Ты и я. Это написано в твоих глазах. Мы с тобой. Здесь. На этом холсте. Ты представила нас на месте нарисованных влюбленных. В туманном полумраке, как там… – Брент на секунду смолк. – И так уже было когда-то. Сто раз.
– Но я знаю тебя всего несколько часов, – отрицательно покачав головой, слабо возразила Гейли.
– Вчера вечером ты поцеловала меня как старого знакомого.
– Боже, опять за свое! – простонала она. – Пожалуйста, Брент, я ведь… просила прощения. Я никогда не позировала, ни голая, ни одетая… И потому было большой ошибкой прикоснуться к тебе, ведь я не… никогда не тороплюсь с этим. А ты снова напоминаешь из-за какой-то картины…
– Картина ни при чем, не надо лукавить. Я вижу твое лицо. Твои глаза… и чудесный румянец.
– Но Брент…
Он резко и деловито перебил ее:
– Я согласен. Это место – самое лучшее. И освещение очень хорошее.
Гейли остолбенела, почти уязвленная в чувствах. Она отошла от Брента и въедливо оглядела его с ног до головы.
– Ты что же это… – И она нарочно запнулась, ожидая его реакции.
– А что я?
– Ты собираешься переодеться хотя бы к открытию?
Он взглянул на Гейли, потом – на портрет Джолли Роджера на своей майке и рассмеялся:
– Ты считаешь, стоит?
– Уверена, Джеффри оценит твои усилия.
– Тебе не нравится, как я одеваюсь?
– Отнюдь, это очень элегантно… если очищаешь выгребную яму.
Он улыбнулся, подчеркнуто скрестил на груди руки и уставился на Гейли.
– Хорошенько попроси, и приду вовсе без одежды, – проговорил он. На лице играла улыбка, а в глазах – явный вызов.
– Согласна на обычный костюм, – растерянно пробормотала Гейли, но черт побери! Перед глазами снова нарисовалось его обнаженное тело. Нагой Брент, идущий прямо к ней… Она отвернулась и торопливо направилась к рабочему столу, кивнув: – Увидимся вечером.