– В дом. Сварю кофе, приму душ. А потом, Брент, я уеду.
– Что?! – заорал он и словно тисками сдавил ее хрупкую руку. Он не верил своим ушам, но Гейли говорила совершенно серьезно. Она горько кивнула, глядя Бренту в глаза.
– Так не может продолжаться, милый. Я каждую минуту жду повторения этого кошмара. А тебе это безразлично. Тебе наплевать.
– Что ты говоришь? Как это наплевать? Я же люблю тебя! Господи, ты знаешь! Люблю больше всего на свете…
– Не считая своей гордости, Брент.
– Но… Я не понимаю, в чем провинился! Ты отлично знаешь, что я никогда нарочно не обижу тебя. Не могу я бороться с тем, чего не понимаю. Но буду стараться, клянусь. Я… Черт возьми, Гейли! Ведь брак – и в горе, и в радости! – воскликнул он, а через минуту добавил: – Я думал, что ты меня любишь.
– Брент! Я люблю, очень люблю! Тебе это известно.
– Тогда ты не оставишь меня!
– Но ты не собираешься пробовать!
– О чем ты?
– Показаться врачу. Я пошла, когда ты попросил, помнишь? – Гейли не стала дожидаться ответа. Она еще мгновение смотрела в лицо мужа, а потом развернулась и направилась к выходу. Брент смотрел ей вслед. Похоже, что она все решила.
Это не сон, жена уходит от него!
– Гейли!
Она находилась на полпути к дому, посередине лужайки, когда услышала оклик и обернулась. Брент бежал, совершенно голый, по открытому всем ветрам газону.
Она не удержалась от улыбки – так красив и грациозен он был, словно молодой олень. Он даже не подумал о наготе.
Задыхаясь от бега, Брент настиг жену и взял за плечи, но на сей раз Гейли не стала сопротивляться. Она по-прежнему улыбалась, хотя слезы готовы были перелиться через веки, а когда Брент прижал ее к груди, она испытала настоящее счастье от того, что явственно чувствовала его тепло и слышала быстрое сердцебиение.
– Не уходи.
– Но, Брент…
– Я схожу к Шафферу. Я позвоню и договорюсь о визите в ближайшее время. Только не бросай меня. Никогда не оставляй меня. Я люблю тебя. Ты для меня – все.
Гейли поцеловала его. Она рассмеялась и заплакала почти одновременно. Держась за его руки, она откинулась назад и оглядела мужа с ног до головы.
– Да ты чокнутый! Стоишь посреди лужайки совсем нагишом, средь бела дня, когда в любой момент… – Гейли внезапно смолкла. «Любой момент» уже настал. Прямо в их сторону вдоль луга ехал почтовый фургон.
– О дьявол! – ругнулся Брент. Он оглянулся на дом, на конюшню, увидел, что и то и другое находится на одинаковом расстоянии, и решительно заявил: – Ты, любовь моя, стоишь того, чтобы ради тебя осрамиться! – Он чмокнул жену и что есть духу помчался к дому.
Гейли сначала рассмеялась, а потом снова заплакала и уселась на траву, еще некоторое время перемежая смех со слезами.
Наверняка почтальон посчитал ее более опасной, чем голого мужчину. Он бросил скрученную газету ей на колени, спросил, нельзя ли чем-нибудь помочь, и скрылся прежде, чем Гейли успела ответить.
Неделю спустя Гейли, нервничая, сидела на краешке рабочего стола и ждала. Брент к этому моменту должен был уже закончить серию тестов у доктора Шаффера и ехать к ней на работу.
А в галерее все залы оказались увешаны изображениями птиц: кардиналов, колибри, синих соек… Гейли они очень нравились. Это была выставка пожилой художницы, маленькой бабульки в очках, всю жизнь мечтавшей получить признание и занять свое место в изобразительном искусстве. Джефф и Гейли с удовольствием устроили ее выставку. Конечно, миссис Фитцсиммонс – это не Брент Мак-Келли, но она мастерски владела избранной темой и поэтому ее картины и литографии охотно раскупались посетителями.
Естественно, в эту минуту, глядя на красногрудого дятла, Гейли думала совершенно о другом. Джефф подошел и сунул ей в руки стакан. Она опустила глаза и смотрела, как он наливает хваленый бренди.
– Спасибо, – улыбнулась Гейли.
Странно, но только с Джеффри она сумела обсудить свои проблемы. Едва ли Брент будет доволен, если узнает о ее откровениях, но никто не собирается отчитываться об этой беседе. Гейли решила рассказать все другу после того, как Джефф признался в весьма темпераментном романе с Тиной. Хотя истинная причина крылась в ином. Надо было как-то объяснить внезапные слезы, хлынувшие из глаз во время обеда в офисе! Гейли почувствовала облегчение, когда все-таки открыла душу. Джефф отнесся к рассказанному с пониманием и сочувствием и хотя не мог дать советов, но твердо дал понять, что не считает Брента и Гейли окончательно чокнутыми.
– Кажется, тебе следует выпить немного, – заметил он, усевшись в кресло за столом.
Гейли обернулась к нему.
– А тебе не стоит задерживаться из-за меня, Джефф. Иди домой.
– Я подожду. Мне некуда торопиться.
– А Тина?
Он смущенно поерзал в кресле:
– Да, но… Вчера вечером мы снова повздорили.
– Что вы все время делите? Джеффри улыбнулся:
– Других женщин, других мужчин, куда отправиться пообедать, как рулить в потоке машин. Список весьма длинный. Огласить весь?
– Нет! – рассмеялась Гейли, но снова нахмурилась, вспомнив о спрятанном от мужа наброске.
– О чем горюем?
– Пустяки, я подумала… Джефф, сможешь в ближайшие дни подъехать к нам? Мне кое-что необходимо тебе показать.
– Что-то конкретное?
– Набросок. – Брента?
– Нет, старинный рисунок. На кальке. Я нашла его на деревенской распродаже.
– Ты полагаешь, он чего-то может стоить? Гейли покачала головой:
– Да нет. Хотя как знать. Меня не интересуют деньги. Здесь другое… Рисунок поразительно похож на работу Брента. Прямо-таки как две капли воды. Получается, будто он и тот, другой художник, живший двести лет назад, видели в один и тот же миг одну и ту же сцену и наблюдали ее с одного и того же места.
Джефф приподнял бровь:
– Интересно, придется непременно выбраться к вам в гости. А что говорит Брент?
– Я ему еще не показывала.
– Вот как?
Гейли пожала плечами и отвернулась:
– Я привезла рисунки в дом сразу после той ночи, когда Брент… странно повел себя. Даже не знаю, что меня удерживало, но он до сих пор ничего не знает…
Дверь распахнулась и вошел Мак-Келли. Гейли взволнованно оглянулась и подскочила к мужу с приветственным поцелуем – она обрадовалась, увидев на его лице улыбку, и нетерпеливо спросила:
– Как успехи?