— Странно! — удивился Савельев. — Вы говорите так, словно сами были несчастны в любви! Но как это возможно? Вы так молоды и так обворожительны…
Елена не слушала больше. Ее душили слезы, она боялась разрыдаться. Перед ней опять возник образ Евгения, он поднимал ее с колен и произносил страшные слова: «…Я не хочу твоей жертвы и освобождаю тебя от обещания. Помолвка расторгнута…» Сколько раз за последние дни она снова и снова видела эту сцену и усилием воли отгоняла наваждение прочь!
— Вы можете доверять мне, как другу!
Видя ее смятение, Дмитрий все больше смелел и ближе подсаживался к девушке. Его друзья окончательно притихли в углу, наблюдая за маневрами своего вожака, один — с завистью, другой — с неодобрением.
— Как брату! Расскажите, что стряслось, и сразу станет легче… Я же все вам рассказал!
Мадам Тома в это время догрызла черствый пирог и отвалилась от опустевшей тарелки. Она водила осоловевшим взглядом по закопченным стенам и потолку, словно отыскивая подходящую паутину, чтобы забраться в нее и немного соснуть. Подскочивший убрать со стола половой сообщил, что комната для путешественниц прибрана и готова. Француженка грузно поднялась из-за стола, прищурясь, оглядела Савельева и надменно обратилась к Елене:
— Не забывайте, о чем я вам говорила, когда мы ехали сюда…
Сделав это таинственное предупреждение, она сочла свой долг выполненным и удалилась. Елена все же догадалась, на что намекала мадам Тома, но отставной штабс-капитан совсем не был похож на разбойника. Глупое замечание опостылевшей француженки произвело обратный эффект. Ощутив прилив доверия и симпатии к своему случайному знакомому, юная графиня решилась излить ему душу. Видя горячее участие в его взгляде, она постепенно рассказала Савельеву о гибели своих родителей, о вероломном дядюшке, лишившим ее имени и состояния, и, наконец, о том, по каким причинам была расторгнута помолвка с Евгением.
Выслушав длинный рассказ, Дмитрий некоторое время молчал, обдумывая услышанное, а потом, тряхнув головой, решительно заявил:
— Ваше нынешнее положение почти безвыходное…
— Почему?.. — возмутилась было Елена, но бывший гусар без церемоний перебил ее:
— Да потому, что императрица-мать не любит скандалов, а ваша история более чем скандальна, и втянута в нее вся Москва! Однако ваше положение все же лучше моего, раз вы еще питаете какие-то надежды! — вздохнул он.
— Чем же оно лучше?
Сравнение показалось ей странным, и Елена с трудом подавила усмешку.
— Видите этих молодых людей? — указал Дмитрий на Ваську и Гнедого, напряженно ожидавших развязки. Те, увидев обращенный к ним жест атамана, разом приосанились. — Это священник нашей церкви отец Георгий и мой лучший друг Василий Погорельский. Сейчас тут неподалеку, в савельевской церкви, нас ждет вся деревня. Мои бывшие крестьяне будут смеяться над моей нищетой, когда узнают, что невеста отказалась идти под венец! Что мне останется делать после такого унижения? Как жить среди них? И зачем?! Надеяться мне не на что, разве… — он сделал резкий жест у виска: — Покончить все одним выстрелом!
Елена должна была признать, что положение отставного штабс-капитана и вправду незавидно. Девушка знала, что для офицера позор равносилен смерти, родители часто обсуждали при ней дуэли и самоубийства, случавшиеся тогда нередко, и в основном среди военных.
— Что же вы намерены делать? — с неподдельным страхом спросила она. — В самом деле убить себя? Но это грех!
В следующий миг Савельев схватил ее руку, стиснув в своей жаркой ладони тонкие холодные пальцы девушки, и страстно прошептал:
— Спасите меня, Елена Денисовна! А я спасу вас! Жизни не пожалею!
— Да как же я вас спасу?! — обескураженно промолвила графиня, тщетно пытаясь высвободить руку.
— Вы барышня отчаянная и умеете рисковать, когда вас к тому вынуждают обстоятельства! Браво! — продолжал он, увлекаясь своей выдумкой и оттого еще более проникаясь страстью. — Я тоже человек рисковый! — Он перевел дыхание и, понизив голос до хриплого шепота, предложил: — Выходите за меня замуж!
Елена замерла, не в силах вымолвить хотя бы слово.
— Я встану на вашу защиту и отомщу всем вашим обидчикам, как своим собственным! — продолжал шептать Дмитрий, поедая оцепеневшую жертву пламенными взглядами. — Вместе мы поедем в Санкт-Петербург, у меня там, в министерстве, в высоких чинах служит родственник. Он похлопочет по вашему делу, а если у него ничего не выйдет, я приеду в Москву и вызову вашего дядюшку на дуэль! И уж поверьте мне, Елена Денисовна, я не промахнусь и всажу пулю точно промеж подлых его глаз! И это будет для него всего лучше, потому что, если он выберет шпаги, я изрублю его в куски, так что сам дьявол потом не разберет, что откуда росло! Вы будете жестоко отомщены!
От этой пламенной речи веяло чем-то безумным, но именно потому Елена вовсе не рассердилась на дерзкого кавалера, столь резво предложившего ей сделку — брак взамен мести. Собственно, о деловой стороне вопроса она в тот миг была неспособна думать. Одна мысль о том, что здесь, сейчас, она видит перед собой живое орудие, которым можно сразить своего кровного врага, ослепила Елену и в то же время наполнила ее сердце благодарностью. Родные, знакомые люди оттолкнули ее со звериной злобой и бесчеловечной холодностью, а этот чужой молодой человек, искалеченный войной и обманутый судьбой, готов был защитить ее, слепо рискуя собственной жизнью. В предложении Савельева она видела только эту одну, благородно-безумную сторону, и ее сердце забилось часто и тревожно, невольно наполняясь восхищением и признательностью. Довериться ему, спастись от одиночества и гонений, вернуться и отомстить! Для кого себя беречь? Кому хранить верность? Евгений поступил с ней жестоко в то время, когда она нуждалась в защите или хотя бы в сочувствии. Он должен быть забыт. Она решилась, и, заливаясь краской с трудом выговорила:
— Не презирайте меня, Дмитрий Антонович, за столь быстрое согласие… Моя покойная нянюшка говорила: «В загоревшемся дому обеден не служат…» Мое положение отчаянное, я сама это вижу… Я с благодарностью принимаю вашу помощь и защиту и, если иначе решить мое дело невозможно, я готова стать вашей женой.
Отставной штабс-капитан растерялся. Атака на Елену была предпринята им без особой надежды на успех, просто из риска и из интереса, как почти все предприятия его разгульной жизни. Скорое согласие юной особы говорило о том, что он недооценил трудности ее положения. Однако Савельев мыслил по-военному быстро и тут же пришел в себя. В следующий миг он уже позвал друзей и велел хозяину заведения подать пунша, чтобы отметить радостное событие.
— Но дайте мне слово, Дмитрий Антонович, что на другой день после свадьбы мы отправимся в Петербург, — потребовала Елена.
— Клянусь вам, дражайшая Елена Денисовна, — бил себя кулаком в грудь взбудораженный собственной выходкой Савельев. — Вот отец Георгий, человек святой жизни, не даст соврать, что я хозяин своего слова.