– Это Шарль Монтесье, местный богатенький буратино: несмотря на юный возраст, обладатель умопомрачительного счета в банке. Мы с Ольгой между собой звали его Шариком, – шепотом сообщила мне Соня, пока парень не приблизился, протянув для пожатия руку, сплошь покрытую витиеватым рисунком татуировки.
– Добрый день. Меня зовут Шарль.
– Ален.
– У вас французское имя.
– У меня и папа французский.
Он усмехнулся, пристально глядя на меня. Глаза у него были необыкновенно яркого синего цвета, взгляд – цепкий и внимательный. Казалось, парня постоянно точит какая-то неотступная мрачная мысль… Или он просто напускал на себя таинственный вид, чтобы нравиться девчонкам.
Повисла неловкая пауза, и Шарль, видимо, почувствовал необходимость оправдать свое появление на лужайке у дома Лорен.
– Мадам Дижон сказала, что приезжает еще один гость из России, и мне стало интересно, – сказал он. – Приятно познакомиться.
Я поспешил заверить, что и мне весьма приятно познакомиться с ним. Шарль, засунув руки в карманы джинсов, довольно вяло пригласил нас с Соней к себе в гости.
– Спасибо за приглашение, непременно зайдем, – ответил я, в то время как Соня потихоньку тянула меня к крыльцу.
Мы вежливо раскланялись, и Шарль неторопливо направился к калитке, а мы с Соней – к дому; на веранде в буквальном смысле столкнулись с тетушкой, как раз выходившей из дверей.
Это была высокая сухопарая женщина в белой блузе и бриджах, загорелая, рыжеволосая и голубоглазая, с чертами лица довольно-таки крупными и грубоватыми, которые, сказать по правде, гораздо больше подошли бы мужчине.
– Лорен, это и есть мой давний друг Ален Муар-Петрухин из Москвы, – Соня сделала торжественный жест, почти церемонно представляя нас друг другу. – Ален, познакомься – это Лорен, моя любимая тетушка.
Ответив на приветствие, Лорен окинула меня быстрым оценивающим взглядом, от чего я почувствовал одновременно неловкость и раздражение. Почему это сегодня все меня разглядывают, точно цветную картинку в книжке? Сначала Соня в аэропорту, затем этот мрачный Шарль, теперь вот тетушка Лорен.
– Вы не голодны? Я приготовила отбивные с капустой, – прервала она мои сердитые мысли и вдруг улыбнулась, словно прочла на моем лице весь список претензий к этому миру и лично к ней.
Потом она решительно забрала мою сумку и, сделав приглашающий жест, широкими шагами направилась к лестнице. Соня лучезарно улыбнулась и потянула меня вслед за ней.
Что и говорить, этот день с самого начала не задался. Все было наспех, кое-как. Соня без перерыва болтала, заливая меня самой бессвязной и разнородной информацией, моя несчастная голова начинала потихоньку кружиться и трещать, мои кроссовки оказались слишком теплыми для швейцарской жары. После торопливого обеда, во время которого Лорен периодически бросала на меня испытующие взгляды, словно мысленно задавая вопрос: «Найдешь ли ты Ольгу, или мне не на что надеяться?», Соня торопливо потащила меня в Женеву, чтобы, как она выразилась, «немного приодеть москвича по-европейски».
В городе мы долго не могли припарковаться, а когда это наконец удалось, нам пришлось пилить до ближайшего магазина одежды добрых пятнадцать минут. От жары и духоты у меня окончательно разболелась голова, к тому же Соня бесконечно что-то говорила о пропавшей Ольге, хотя я был абсолютно не в состоянии воспринимать какую-либо конкретную информацию. Положа руку на сердце, мне хотелось одного: принять холодный душ и лечь спать в тихой темной комнате, куда не доносилось бы ни звука. Вместо того после посещения магазинов, несмотря на то что мы оба были нагружены пакетами с покупками, Соня потащила меня в кафе у озера, где беззаботные счастливые женевцы непринужденно пили кофе, хохотали, курили, стократ усиливая мою и без того адскую головную боль. Вся набережная была заставлена машинами, мотоциклами, велосипедами, яхтами и лодками всех видов, знаменитый женевский фонтан острым клинком врезался в синь неба, и я представлял себе, как подставляю голову под эту струю и взлетаю вместе с ней на сто сорок метров, пропитываясь холодной оживляющей влагой.
– Ты меня вообще слушаешь? – сердито проговорила Соня, щелкая при этом зажигалкой и выпуская струю дыма прямо мне в лицо. – Я тебе говорю, что папочка этого Шарля Монтесье – владелец солидного пакета акций да плюс к тому – сети магазинов «Ваш сад», так что сынок с рождения катается как сыр в масле. То, было дело, он возомнил себя новым Кандинским, вдохновенно малюя квадратики-полосочки и пытаясь через папочкиных друзей устроить собственную выставку. Потом вдруг неожиданно ощутил себя великим ботаником и попытался вырастить какой-то особенный сорт орхидеи. В настоящий момент его увлечение – кинематограф, он даже приглашал меня в качестве художника-постановщика на свой фильм, к которому пока еще только пишет сценарий. Разумеется, гениальный. Мне кажется, на это его вдохновила смерть Шарлотты – Лорен говорила, что вроде как у них был роман.
Я плавал в океане боли, невидимая электродрель с визгом вкручивалась в мой правый висок – или то доносились беспечные крики детей с детского пляжа, находящегося как раз за кафе?
Соня вдруг замолкла, внимательно на меня посмотрела и залпом допила свой кофе из чашечки-наперстка.
– Господи, Ален, да ты просто живой труп. Наверное, это акклиматизация. Поехали домой.
Не помню, как мы добирались до Версуа, что говорила мне по дороге Соня, о чем они спорили с Лорен по прибытии на место и отчего Лорен все время неодобрительно качала головой. Я ждал счастливого мига – падения на прохладные простыни в комнате с зашторенными окнами. Когда это, наконец, случилось, мое сознание почти угасло, и я совершенно не запомнил ни комнату, в которую меня провели, ни даже кровать, на которую упал, как в облако сна.
Я снова шел – нет, с трудом плыл, раздвигая руками густые, осязаемые облака горячего пара – по улицам городка, но теперь он не был незнакомым. Я знал, что это Версуа и что дверь, к которой я подошел, – дверь в дом тетушки Лорен. Правда, дверь эта была не та, что в первом сне, но сейчас это словно не играло никакой роли. Меня просто вела к этой двери юная рыжеволосая девушка в белом платье, и я знал, что это и есть утонувшая Шарлотта. А может, то была пропавшая Ольга? В этом я не был стопроцентно уверен. Главное, что мы вместе подошли к двери, и кто-то третий за моей спиной снова повторил это слово-выдох: «Здесь».
Я проснулся под вечер от шума дождя. Осторожно повернувшись, обнаружил, что голова перестала болеть, и это наполнило меня величайшей радостью. В полумраке комнаты я прошел к окну и открыл его, с наслаждением вдыхая живительный озон и свежесть.
В трехэтажном – на несколько семей – доме напротив ярко горели все окна, по дороге за живой изгородью, мягко шелестя шинами, проезжали машины, слышались веселые голоса и смех. Жизнь продолжалась, и атмосфера этой чистенькой цветочной страны – атмосфера жизнелюбия, легкости и радости – наполнила, наконец, мою грудь. Мне захотелось куда-нибудь пойти, поехать, чтобы знакомиться с людьми, слушать их рассказы о себе, чтобы посидеть на террасе какого-нибудь уютного кафе, потягивая горячий кофе, слушая французскую речь, размышляя над своим таинственным сном, предвосхитившим прилет в эту страну. Жизнь прекрасна и полна неожиданностей, главное – чтобы не болела голова.