– А теперь запишите условие задачи…
Вадим Сергеевич быстро набросал на доске ряд цифр и условных значков, положил мел, вытер испачканные пальцы и задумался. Он работал на автомате, выполняя привычные, отработанные годами действия. На самом же деле его одолевали мысли о Лене и о том, что он видел во время ливня. Ее визит к Христофору Граббе имел для последнего самые печальные последствия. Можно сказать, трагические.
Пока ученики старательно переписывали задание в тетради, Казаков так глубоко погрузился в размышления, что не услышал звонка.
– Вадим Сергеевич!
Он очнулся. Ученики повставали со своих мест, о чем-то оживленно переговаривались, собирали рюкзаки и сумки.
– Да?.. – рассеянно отозвался он.
– Нам можно идти?
Бойкая девушка с короткой стрижкой и подведенными глазами стояла и вопросительно смотрела на него. Это была староста класса. В школе начались каникулы, и только старшеклассники еще занимались, готовились к выпускным экзаменам.
– А… что?..
– Уже двенадцать, – скрыла улыбку девушка и повторила: – Нам можно идти?
– Да-да! Конечно… конечно, идите, – пробормотал Казаков, теряясь под ее насмешливым взглядом.
Через минуту кабинет математики опустел. Вадим Сергеевич посмотрел на часы – наступило обеденное время. Все учащиеся торопились в столовую. Консультации проходили в две смены, и выпускники проводили в школе почти целый день. Учителя тоже обедали в школьной столовой.
Казаков встал, чтобы идти в столовую… немного подумал и остался в кабинете. Ему не хотелось есть. Перед глазами возникла Лена, как она идет в дождевике по улице, огибая лужи, как…
– Так и с ума можно сойти, – пробормотал он.
На выкрашенных в светло-зеленый цвет стенах висели портреты великих физиков и математиков – Ньютона, Эйнштейна, Лобачевского… Они бесстрастно взирали на Казакова, который уронил голову на руки и пытался унять надоедливую боль в висках.
С тех пор как он ездил покупать трехстворчатый шкаф и увидел Лену, у завуча пропали сон и аппетит. Прошло уже два дня, а он все еще не мог прийти в себя, ломая голову, зачем ей понадобилось… убивать часового мастера и реставратора Граббе.
«Собственно, почему я решил, что она его убила?» – в сотый раз спрашивал себя Вадим Сергеевич и не находил ответа.
Граббе был мертв, когда Лена вышла из его мастерской, это ясно. Хотя Казаков не рискнул прикоснуться к телу часовщика, его поза и вид не оставляли сомнений, что перед ним – труп. Не стоит обманываться.
– Но ведь ты тоже заходил в мастерскую… – нашептывал ему внутренний голос. – И это еще не значит, что ты убийца.
Вадим Сергеевич вспомнил свой испуг и паническое бегство из мастерской Граббе. Он пробежал целый квартал, не замечая ливня, прежде чем опомнился. Слуцкая вела себя совсем по-другому. Она сохраняла полнейшее самообладание и виду не подала, что застала в мастерской. На нее это было не похоже.
«Может быть, мне показалось и то была не Лена? – уговаривал себя Казаков. – Или Граббе был жив, а у меня просто излишне богатое воображение? Ну… устал человек или плохо себя почувствовал… прилег на стол… с кем не бывает?»
Подобные рассуждения успокаивали его ровно на минуту, тут же уступая место червячку страха. Собственно, это был уже не червячок, а целый ненасытный червь, который безжалостно терзал нутро Вадима Сергеевича. Лена – не случайная знакомая, он собирается жениться на ней. И должен знать о ней все. Не хватало, чтобы собственная супруга лишила его жизни! Этак жить с постоянной оглядкой невозможно, никакие нервы не выдержат.
Оставаться в неведении становилось для него тяжелым испытанием.
«Что с тобой, Вадик? – спрашивала мама. – На тебе лица нет».
«Все в порядке, – сцепив зубы, отвечал Казаков. – У меня все хорошо».
«Леночка звонила, – сообщила Ольга Антоновна. – Интересовалась, где ты пропадаешь».
«Передай, что я занят! У меня в школе проверяющие… комиссия!»
Ольга Антоновна прекрасно знала все школьные новости, так что неуклюжее вранье сына не могло ввести ее в заблуждение.
«Вы поссорились?»
«Мама! – страдальчески восклицал Казаков. – Оставь меня в покое, ради Бога!»
Ольга Антоновна обиженно поджимала губы, замолкала надолго. Но он постоянно чувствовал на себе ее настороженный взгляд.
Назойливое внимание матери заставляло Вадима лгать и притворяться. Он хотел бы поделиться с ней своими подозрениями, но… как-то язык не поворачивался. Да и что он скажет? Ведь все произошедшее в ту злополучную среду – из области догадок, а не фактов.
Казаков решил отправиться в глухой, заросший акациями переулок, дабы выяснить, наконец, что же случилось с Христофором Граббе. Вдруг тот жив, здоров? Потом надо встретиться с Леной и выложить ей все начистоту. Пусть объяснит, что она делала в мастерской реставратора.
Немного поостыв, он отмел оба варианта как глупые и непродуктивные. Христофор Граббе мог умереть по тысяче причин, которые даже не приходят Казакову в голову, а Лена может оказаться бессовестной лгуньей. И еще. На самом донышке сознания Вадим Сергеевич прятал свои опасения. А что, если Лена и его… уберет как ненужного свидетеля. Никто, кроме него, не видел, как она входила в мастерскую Граббе и как она оттуда выходила.
При этой мысли Казаков ощущал ледяной холодок в области солнечного сплетения и неприятную дрожь во всем теле. Своими необдуманными действиями он может поставить себя под удар. Если Лена хладнокровно расправилась с Граббе, то так же хладнокровно расправится и с ним. Терять ей нечего.
– Боже мой! Какой кошмар! – простонал завуч. – Во что я вляпался?!
– Вадим Сергеевич!
Казаков подскочил от неожиданности. В дверь кабинета заглядывала молоденькая учительница физики.
– Что вам? – недовольно спросил он.
– У меня здесь назначена консультация, – обиженно сказала она. – Осталось три минуты.
– Ах да… простите… Я ухожу.
Он отправился в учительскую. Хотел посидеть, поработать с документацией. Бумаги загромождали его стол, чего он не любил. Казаков честно взялся за них, тупо уставился на исписанный шариковой ручкой лист. Цифры, буквы и значки ничего ему не говорили. Голова отказывалась соображать…
– Что с вами, Вадим Сергеевич? – спросила секретарша. – Вам нехорошо?
Он с тоской поднял на нее глаза. Ее молодое румяное лицо выражало любопытное сочувствие.
– Д-да… сердце прихватило, – солгал завуч.
– Может, «скорую» вызвать?
– Нет-нет! Не стоит… пойду домой, отлежусь…
Он остро позавидовал беззаботности девушки. Ей не было никакого дела ни до Христофора Граббе, ни до Лены Слуцкой, ни до собственной безопасности, – вот счастье, которого он незаслуженно лишился одним дождливым вечером. Как переменчива, как капризна судьба!