– В контракте есть пункт, согласно которому я несу полную ответственность за вашу жизнь и стараюсь ее спасти. Я не имею права вмешиваться в вашу работу, а вы не имеете права мешать моей! Ваши вопросы, Василий, могут изрядно навредить, причем исключительно вам же, в том случае, если я начну на них отвечать. Поэтому позвольте каждому из нас спокойно выполнять свои обязанности и не мешать в этом другому.
– Да, но я хотел бы помочь, и я должен все знать, ведь именно меня пытаются убить?! – привел он, несомненно, веский аргумент.
– А я пытаюсь сделать все, чтобы этого не случилось! И я это сделаю, уверяю вас, если только вы, именно вы, не допустите обратного!
– Каким же это образом, позвольте уточнить?
– Своим упрямством и занудством! Едем домой, наконец. Тетушка нас не простит, если ужин остынет!
Уж не знаю, что на Ромашкина подействовало в итоге – мои ли доводы, или воспоминания о кулинарных талантах моей родственницы, но он прекратил дискуссию и позволил мне спокойно довести его до машины.
* * *
Тетушка ждала нас. Об этом нам сообщили умопомрачительные запахи, доносившиеся из кухни. Едва переступив порог, Василий откровенно сглотнул голодную слюну. Моя тетя Мила все правильно поняла и без лишних расспросов захлопотала у плиты. Я, как сторонница здорового образа жизни, предпочитаю ужинать как минимум за три-четыре часа до сна. Ромашкин же, похоже, придерживался иного мнения. Он без зазрения совести слопал две порции жаркого и отправился в свою комнату отдыхать.
– Я сегодня отменно поработал, даже не стану включать комп, чтобы опять не затянуло, – пояснил он зевая. – Спасибо, я так вкусно, кажется, никогда не ел!
К моему удивлению, он троекратно расцеловался с моей тетушкой и отправился в душ. Через некоторое время он переполз на разобранный и подготовленный ко сну диван.
– Ну, как дела у мальчика? – услышав рулады храпа из комнаты гостя, спросила тетушка, и на ее лицо вернулось выражение тревоги, с которым она нас встретила.
– Нормально, как видишь, жив пока, – в духе «черных» голливудских комедий попыталась я пошутить, но тетушка обиженно сжала губы.
– Как ты можешь?! Он же совсем ребенок! Беззащитный, да еще и с разбитым сердцем! Ты просто обязана позаботиться о нем, о его безопасности! – попыталась она, видимо, воззвать к моей профессиональной совести.
Возражать ей в данный момент не было смысла.
– Делаю, что могу, – уклончиво ответила я, решив, что посвящать Милу в подробности двух покушений, с которыми мне пришлось сегодня разбираться, незачем.
– Да я не о том, – досадливо махнула она рукой. – Уж в твоих-то способностях у меня нет причин сомневаться, ясно же, что ты его спасешь…
– Спасибо, конечно, родная, но мне бы твою уверенность, – перебила я ее, поскольку никогда не позволяла ни себе, ни кому-то другому выносить преждевременные оценки моим действиям.
– Ой, прости, я говорю, не думая! – спохватилась тетушка и прикрыла рот рукой.
– Все в порядке! – я улыбнулась. – Так что тебя волнует?
– Девушка его, Маша! На парне же лица нет из-за страданий! – горестно вздохнула моя сердобольная родственница, а я мысленно вдруг возрадовалась, что наконец-то ей есть кого «сводить», кроме меня.
– Она у меня в разработке! Естественно, меня тоже заботит это совпадение – что она пропала накануне покушений на Васю.
– Да в какой такой разработке?! Ребят надо помирить! – Мила явно была в этот вечер в ударе.
– Стой, сбавь обороты, мое дело – сохранить парню жизнь, а вся эта чувственная мура – не для меня…
На минуту тетушка остановила на моем лице внимательный взгляд. Затем медленно, словно бы взвешивая каждое слово, произнесла:
– Я тебя поняла и… услышала. Ты права: в нашей семье о чувствах беспокоюсь только я! – она вновь обиженно поджала губы.
Мне стало неловко за свой суровый тон.
– Прости меня, ты же знаешь, что мне сложно переключаться на что-то постороннее, кроме работы. – Я дотронулась до рукава ее халата.
– Да это ты меня прости, – она успокаивающе похлопала меня по руке. – Ты жизнью своей рискуешь, а я к тебе пристаю не по делу. Действительно, с чувствами найдется кому разобраться… – загадочно добавила она.
– Подожди, это ты о чем? – насторожилась я.
– Это я просто так, чтобы тему закрыть. – И она мечтательно проговорила: – Вот бы эти несчастные деточки воссоединились! А может быть, мне к ней сходить, к Маше-то, поговорить с ней, как женщина с женщиной, а то – что это за слово такое: «разработка». Она же испугается и вообще к нашему мальчику не вернется! – Брови моей тетушки состроились «домиком», словно она приготовилась расплакаться.
Я немедленно решила прервать поток ее сострадания, направленный на Васю и Машу, и нарочито деловым тоном заметила:
– Ну, знаешь ли, я бы не спешила с выводами. Гражданка Свирина вполне могла участвовать в заговоре против Ромашкина!
– То есть?!
– Я имею в виду, что ее могли подослать к нему намеренно, чтобы «атаковать» или, лучше сказать, прощупать его – как бы изнутри. Поэтому сначала мы все про нее выясним, и, если верными окажутся твои предположения, я обещаю, что препятствий им чинить не стану! – Я прижала руку к груди. – Мири их тогда, сколько твоей душе угодно!
– Вот спасибо! – Лицо тетушки просияло. – Но ты уж поскорее выясни все, так хочется им помочь!
Я, конечно, отметила, что Мила упомянула о моих обязанностях как-то вскользь, словно исполнение их не грозит мне никакими опасностями и другими неприятностями. Главной ее заботой стало личное счастье постороннего нашей семье Ромашкина. Но я умолчала об этом. Тетушка посвятила практически всю свою сознательную жизнь суровой судейской профессии и, выйдя на пенсию, принялась активно наверстывать упущенные ею обычные людские эмоции, не связанные с юридической деятельностью. В любом случае, уже целых два дня она не заговаривала со мною о необходимости заводить семью, детей, и только за одно это мне хотелось поблагодарить Василия – с учетом его личной трагедии.
В доме вскоре все затихло. Я просмотрела еще раз файлы, которые мне оставил Зорков, выполнила обязательные упражнения расслабляющей гимнастики, проделала растяжки и только после этого позволила себе лечь спать.
* * *
Утром я, как всегда, открыла глаза за несколько минут до звонка будильника и с удивлением обнаружила, что Василий уже проснулся. Я заглянула к нему в комнату и застала его на диване с ноутбуком на коленях, по клавиатуре которого он с заметным энтузиазмом постукивал пальцами.
– Не спится? – спросила я.
– Наоборот, я так хорошо давненько не спал! Я же еще и на работе успел вчера вздремнуть, и тут, у вас, сразу вырубился. Дома я обычно до утра сижу за компьютером, а тут, уж не знаю, отчего, сплю, как младенец. Это, наверное, от вкусной еды, к которой я, если честно, не привык, вот устоять и не могу! – Его глаза действительно бодро сияли.