Тогда его версия о том, что убийца знал свои жертвы, летела к черту. Если же предположить, что он был там сразу после их ухода, оставалось неясным — откуда он мог знать, что Напалкова забудет там свое портмоне? Как он мог подстроить ей эту приманку, чтобы она вернулась сюда? Возможно, это решение созрело у него уже на месте, но тогда невероятно точно все рассчитано. В том, что история с залитым коньяком портмоне — ловушка, Былицкий почти не сомневался. Коньяк был пролит специально, чтобы у Напалковой возникла необходимость зайти в туалет и вытереть его. И она действительно его вытерла — на портмоне остались только ее собственные отпечатки пальцев. А далее — подкараулить ее там, незаметно подойти, затащить в кабинку (в единственную кабинку с исправным запором!), задушить ее там, срезать трусики, усадить на стульчак унитаза, замаскировать кабинку под занятую, выйти так, чтобы его никто не увидел… У следователя даже разболелась голова от этих соображений, и он несколько раз послал все к черту. «Такого не бывает, — сказал он себе. — Он или сумасшедший, или такой волк, какой попадается очень редко…» Его поражала еще одна деталь: старуха уборщица, которая мыла полы в женском туалете как раз в то время, когда Напалкова была там (уже мертвая, предположительно или лишенная возможности подать знак), окликнула того, кто находился в запертой кабинке. И явственно услышала в ответ возмущенное шарканье подошв по полу туалета. И Былицкий был убежден, что это шаркал сам убийца. Можно было предположить, что этот звук произвела Напалкова, когда услышала чей-то голос, — попыталась позвать на помощь, но он почему-то был уверен, что это было только четко разыгранным представлением. «Он актер, он скверный актер… — подумал он. — Но пьесу свою он пока разыгрывает эффектно!»
Тут Зоя Васильевна его прервала. Она уверенно сказала, что мужчина, который заказал коньяк, читал «Вечерку» и слышал разговор двух женщин, был брюнет. Да, теперь она вспомнила — он был брюнет. Она повторила это несколько раз.
Игорь вернулся к семи часам вечера. Катя давно была дома. Эти часы ожидания (впервые за последние годы она ждала мужа с таким нетерпением) показались ей вечностью. За эту вечность она перерыла весь дом, ища другие улики (так она их назвала). Телефон Арарата был переписан ею в свою записную книжку, а копии ключей лежали в сумочке. Сперва она думала было спрятать их понадежнее, но в своей комнате она такого надежного места не нашла — все места теперь казались ей ненадежными, а везти ключи на работу и прятать их в сейф не решилась. «Кто знает, когда они могут мне понадобиться? — спрашивала она себя. — Что же мне, в этот миг отправляться на работу?!» А в том, что ключи теперь понадобятся ей, она была почему-то уверена. И уверенность эту поддерживал тот факт, что Игорь домой не возвращался, не вспоминал о сумке. Она придумывала, что она ему скажет на этот счет, но, когда в замке зазвенел ключ, все приготовленные вопросы вылетели у нее из головы, и она сделала только одно — вышла в прихожую и взглянула в лицо вернувшемуся мужу.
— Привет, — услышала она. Игорь был невозмутим и не смутился даже тогда, когда заметил сумку, все так же валявшуюся на полу. — Бестолковый был сегодня день.
— Да. — Она порадовалась тому, что ей тоже удается сохранять невозмутимый вид. — Ты забыл ее. Как же выкрутился с мясом?
— Нормально. Взял дерюгу и завернул туда тушу.
— Испачкал багажник, наверное?
«Он лжет, нагло лжет, — сказала она себе. — Стоит только прислушаться к его голосу. Нервничает, но пытается быть спокойным и лжет мне».
— Да нет, не больше, чем всегда, — сказал он и, взяв сумку, положил ее на тумбочку. — В следующий раз надо ее не забыть.
«Ну да, в следующий раз, когда ты поедешь к своей бабе, — сказала она про себя. — Ну надо же, кто бы мог подумать… Нашкодивший кот! Как он умудрялся обводить меня вокруг пальца со своей импотенцией! Я уверена, что он гуляет…»
Игорь скинул куртку, прошел в ванную, включил воду. Держался он спокойно, даже как-то заторможенно и действительно напоминал в тот миг сытого кота, вернувшегося с прогулки по крышам. По крайней мере, так казалось Кате. «Я ревную? — в который раз спрашивала она себя. — Кто знает… Никогда никого не ревновала. Игорь не давал мне поводов. А ревновать Диму — для этого надо его хоть немножко любить. То, что я сейчас чувствую, — ревность? Я зла на него, я очень на него зла. Почему? Потому, что он обманул меня? Или потому, что он мной пренебрегал? Или потому, что удерживал меня при себе своей ложью, потому, что украл у меня эту жалость, которую я, несмотря на все наши прохладные отношения, испытывала к нему? Пожалуй, последнее. Этот обман хуже всего. Если бы я его хоть чуть-чуть не жалела, теперь я не злилась бы на него…»
Игорь вышел из ванной и с недоумением посмотрел на нее. Катя все еще стояла столбом в прихожей. Такое поведение было для нее необычно. В другие вечера она просто задавала пару вопросов и уходила к себе в комнату — делать маникюр, читать книгу или просто спать. Но уйти и оставить его одного она не могла. Вопросы — язвительные, провоцирующие, злобные — рвались у нее с языка, и ей стоило большого труда сдерживать их. Но она заставила себя улыбнуться:
— Есть, наверное, хочешь?
— Да, очень… А что, ужин готов?
— Давай сделаю, — вызвалась Катя. — Я сама есть захотела. Весь день не могла ничего проглотить, все нервы, а сейчас хочу.
— Может, помочь тебе?
«Идиллия… — подумала она, изучая его лицо. — Семейная идиллия. „Дорогой, хочешь есть?“ — „О, дорогая, конечно. Я помогу тебе приготовить ужин“. — „Дорогой, хочешь в морду?“ — „Конечно, конечно, моя милая… Вот она. Целься!“».
— Не надо, сейчас я управлюсь.
Пока Игорь смотрел вечерний выпуск новостей у себя в комнате, она быстро нарезала овощной салат, сварила по две сосиски себе и Игорю, достала из холодильника торт. А потом они сидели за столом друг против друга и в молчании поглощали ужин. Игорь ел аккуратно, долго пережевывая каждый кусок, как ел всегда. Катя знала, что такой способ поглощения пищи является самым полезным для желудка, но сегодня эта манера есть ее ужасно раздражала. Поэтому сама она глотала куски, почти не разжевывая их. Вилку она отложила первой.
— Аппетит у тебя замечательный… — заметил Игорь, глядя на нее. — Завидую!
— А у тебя — плохой? — осведомилась Катя. — Ешь через силу, что ли?
— Да, что-то неважно…
— Скажи, а не пора ли тебе в очередной раз показаться врачам? — Она произнесла это как можно более невинным тоном. — Давно ты был на обследовании?
Он проглотил кусок сосиски быстрее, чем обычно. В его глазах появилось удивление.
— Давно ли я был у врача? — повторил он. — Не помню… Честно говоря, давно… А что? Почему ты вдруг заговорила об этом?
— А почему бы мне не заговорить об этом? — возразила она. — Ты лечишься уже несколько лет. Или ты думаешь, что я уже не жду никаких результатов?
— Ну, я-то их точно не жду…