Часов в семь он позвонил Абельману.
– Дмитрий Евгеньевич, – начал Абельман, не здороваясь, – хочешь, я тебе анекдот расскажу?
– Не хочу, Эдик.
– Приезжает еврей девяноста лет из Бостона в Иерусалим. Ну, у трапа его встречает вся семья, вперед выходит сын и спрашивает: «Папа! Чего вас принесло?! Чего вам в Бостоне не сиделось?!» Папа отвечает: «Сынок! Я прилетел, чтобы умереть на святой земле!», а сын ему: «Ну?!»
– Смешно, – оценил Долгов. – Эдик, помнишь, ты говорил, что к тебе на прием приходила Краснова? Ну, из телевизора которая!
– Помню. А что такое?
– У тебя есть ее координаты?
– Да боже ж мой, – жалобно выговорил Абельман, – да за кого меня принимают в этом доме?! Ты что, тоже мечтаешь с ней познакомиться?!
– А кто еще мечтает с ней познакомиться?
– Она! – провозгласил Абельман. – Она сама мечтает с тобой познакомиться! Мы только на днях договаривались, что я ее сведу с тобой!
Долгов, который плохо соображал этим утром, ничего не понял:
– Зачем она мечтает со мной познакомиться?
– Да откуда ж я знаю?! Мечтаю, говорит, с профессором Долговым познакомиться, а иначе, говорит, уволят меня с работы в два счета!.. Только ты запомни, Дмитрий Евгеньевич, если ты с ней намерен амуры крутить, я тебе морду набью. Ты мальчик из хорошей семьи, а я хулиган подзаборный, так что мне терять нечего!
– Подожди, – перебил Долгов. – Мне нужна ведущая, которая сделала программу про Грицука! Помнишь Грицука? Ну, ты мне его пристроил, говорил, что за него какие-то большие люди хлопочут, а он у нас помер!
– Да как же мне не помнить, когда такой шум был!
– Вот именно эта ведущая и подняла шум. Ты про нее сейчас говорил?
– Про нее, про кого же еще?! У нас, Долгов, в державе одна Татьяна Краснова, и я, Долгов, приложу все усилия для того, чтобы она стала моей личной собственностью. Так что если ты вздумал ее у меня отбить…
– Пошел ты, – сказал Долгов вяло. – Линейность твоих мозгов меня иногда просто из себя выводит!
– Линейность! Подумаешь, какой нелинейный выискался! Я ее хочу, и я ее получу.
– Да ради бога.
– Тогда говори, зачем она тебе нужна.
– Я хотел выяснить, как к ним попали сведения о том, что этот самый Грицук умер не своей смертью. Может, они что-то знают.
– Да что они могут знать, они же журналисты, Дим! Что видят, то и поют!
– Выходит, кто-то из них видел, что Грицука отравили?
– А его отравили?!
– Шут его знает, – признался Долгов. – Только у меня из-за него сплошные неприятности. Вчера кто-то прямо в больнице Екатерине Львовне дал по голове. Это медсестра из второй хирургии!
– Как… по голове? – моментально став серьезным, переспросил Абельман.
– Да так. Как в кино. Мне главврач велел кино смотреть. Там, говорит, всем постоянно дают по голове!
– Жива?
– В реанимации. Височная кость проломлена, гематомы, и… В общем, неясно.
– А Грицук тут при чем?
– Я не знаю, – сказал Долгов. – Только все началось с него, понимаешь? Он поступил к нам в больницу, сразу стал бузить, его все уговаривали, чтобы не бузил, а он твердил, что его обязательно убьют. Он какую-то книгу, что ли, написал, и из-за этой книги переполошились высшие эшелоны власти, да ну, в общем, чепуха!
– Но тем не менее он помер, если я все правильно понял.
– Помер. И при нем еще какие-то странные таблетки были. Написано, что нитроглицерин, но этого быть не может, потому что таблетки по полграмма, никак не меньше!
– Полграмма нитроглицерина?! – удивился Абельман. – Это сильно! Капля никотина убивает лошадь, а хомяка разрывает на куски! Полграмма нитроглицерина забабахать, и можно на метле летать!
– Таблетки забрал адвокат по фамилии Глебов, и что с ними, куда они делись, я так и не понял.
– А заключение какое? От чего Грицук помер? От нитроглицерина, что ли?!
– Остановка сердца, – нехотя сказал Долгов. – Но оно у него было здоровое!
– Ну, знаешь, здоровое!..
– Эдик, ты же врач. Ты все понимаешь.
– Понимаю, – согласился Абельман. – Я еще отлично понимаю, что ты своими муками совести кого хочешь в гроб загонишь! Алиска вернулась?
– Нет.
– Вот и Алиска не вернулась, – туманно заключил Абельман. – Я же тебя столько лет знаю, Долгов. Ты сейчас начнешь метаться, доказывать всем, что ты не плохой, а хороший, а оно не надо никому. Все и так знают, что ты хороший!
Долгову не хотелось говорить ему о том, что Терентьев практически выгнал его из больницы и что главврач считает, что смерть писателя и медсестра с проломленной головой имеют непосредственное отношение к нему, Долгову, а это значит, что он и должен со всем этим разбираться.
– Эдик, а кто тебя просил пристроить Грицука в хорошую больницу?
Абельман немного подумал:
– Да я так сразу и не скажу. Я помню, звонил кто-то, а я сразу заявил, что это не ко мне, в пластическую хирургию я его просто так не положу. Я сегодня оперирую, а потом на прием поеду, но Анна Ивановна найдет записи. Она всех, кто звонит, всегда записывает.
– Позвони мне тогда.
– Ну, когда с Красновой-то будешь встречаться?
– Да хоть сегодня. Я, правда, тоже с утра на операциях, а потом буду в городе, в центре. – Он сказал про операции и подумал, что не знает, будет сегодня оперировать или нет. От этой мысли ему стало немного страшно. – Сегодня она может?
– Да откуда я знаю, Долгов?! Я же с ней пока не живу! Говорят, у нее один муж уже есть. Или даже не один. Насколько я понял, ты ей тоже нужен срочно. Так что я ей позвоню, а потом тебе, а после еще Анна Иванова позвонит, вот и будем весь день при деле!..
Долгов вдруг ему позавидовал.
Абельман жил нормальной жизнью, в нормальном мире, где никто никого не травил странными таблетками и не давал по голове беззащитным женщинам! Он едет на работу, и ему радостно ехать на работу – медициной нельзя заниматься постольку-поскольку, можно или радостно, или никак. Долгов, не признававший никаких мистических поворотов, точно знал, что медицина – это наука точная и понятная, как физика, например. В то, что это искусство, колдовство, магия, он не верил и лицемерил немного, конечно.
Во врачи не идут просто так.
Конечно же, и в медицине есть ремесленники, честные труженики, хорошо делающие одно простое и понятное дело, и честь им и слава, и поклон от всех, кого они вылечили и еще вылечат! Не всем нужно и можно в гении, в спасители человечества, в избавители!..