Таня уселась за стол и взяла ложку.
– Я не шастаю по ресторанам, – сказала она. Взяла здоровенный ломоть свежего черного хлеба, макнула его в соль и откусила. – Я в ресторанах работаю. Встречаюсь с нужными людьми, – продолжала она с набитым ртом и зачерпнула щи ложкой. Было так вкусно, что она даже застонала тихонечко.
– Вот и встречайся, – заключила победившая Ритуся, – сиди там себе, кури свои цигарки и попивай кофеек! А щишек дома похлебай! И сосисочку я тебе сейчас сварю.
– Нет! – закричала Таня. – Никаких сосисочек! Что вы, ей-богу! Вы же знаете, я не ем сосиски! Макс придет с тренировки, вот ему и варите!
– Да что я, ребенка без обеда, что ль, оставлю?! – обиделась Ритуся. – Ну, не хочешь, как хочешь. Тогда чаю с мяткой! Смотри, какая у нас мята выросла! Не мята, а кипарис прямо!
Таня оглянулась на Ритусю, которая держала в руке некий веник и нюхала его, закрыв в экстазе глаза.
– Действительно, – пробормотала Таня. – На мяту не похоже, а похоже как раз на кипарис!
– Что ты понимаешь!
Некоторое время хозяйка и домработница молчали, находясь в полной гармонии. Хозяйка хлебала щи и жмурилась от наслаждения, а домработница заваривала мяту в полосатом кувшине с крышкой. Укутав кувшин чистой салфеткой, Ритуся водрузила его на стол, прямо перед Таниным носом. Оттуда сразу остро запахло свежезаваренной мятой, летом, молодой травой, солнцем. В общем, счастьем. Затем Ритуся, как бы между прочим, выставила на стол огромное блюдо с малиновым пирогом и тут же приволокла любимую Танину чашку.
Эту чашку ей подарили на день рождения адвокат Павел Астахов и его жена Светлана. Чашка была не простая, а «со смыслом», и Таня каждый день из нее не пила, жалела.
– Когда у тебя работы много, – сказала Светлана, вручая ей синенькую коробочку с ленточкой, – нальешь в нее чаю, навалишь на блюдце вкусного и сиди работай! Я Паше точно такую же подарила, для вдохновения! У вас, у бедных, вечно работы много! Так вот ты пей, рассматривай ее и думай, что скоро отпуск!
На чашке и вправду были нарисованы море, пальмы, солнце, негритянский профиль и еще какие-то очень соблазнительные вещи.
Таня эту чашку обожала. Ей нравилось думать, что Павел Астахов решает свои жизненные головоломки и пишет свои книги с точно такой же чашкой, как у нее!
– Чашку уберите, – велела Таня, разгадавшая Ритусин маневр. – Пирог я все равно не буду.
– Да как ты не будешь, смотри, какой красавец!
– Не пирог, а кипарис? – осведомилась Таня.
– Сама ты кипарис! Клубника вся сошла, вот из первой малинки для тебя специально старалась! Для тебя и для Максимки!
– Я не буду пирог, – повторила Таня, косясь на «красавца». Она отодвинула пустую плошку, доела хлеб и дала себе слово, что до завтра есть не будет ни за что. – Вы знаете, где я работаю, Ритуся?
– Знаю! Это все знают!
– А там, где я работаю, нужно соблюдать форму!
– Так ты соблюдаешь! Не ешь ничего!
– Если б я могла не есть, – сказала Таня мечтательно и понюхала пирог, – я бы, знаете, какая была красавица?!
– Ты и так красавица!
– Да ладно вам, Ритуся! Я красавица, только когда не ем вообще! То есть совсем! Я даже от воды поправляюсь! Вот выпила стакан воды и килограмм набрала! Куда мне пироги есть!
– Ну ма-аленький кусочек! Ну просто так, Танюш, чтоб жить веселее было!
Они бы еще долго препирались, если бы Ритуся вдруг не стала прислушиваться к каким-то звукам, доносившимся с улицы через открытое окно. Лицо у нее сделалось озабоченным.
– Что такое? – лениво спросила Таня.
Она раздумывала, не съесть ли ей кусочек пирога. В конце концов, от одного кусочка ничего ведь не будет! Или будет?
– Ты тогда хоть чайку попей, – предложила Ритуся. – Давай я тебе чайку-то налью, свеженького, с мяткой! Ты пей, а я пока пойду у тебя в комнате приберу.
– Не нужно у меня ничего прибирать, – рассеянно отвечала Таня, раздумывая о пироге. – Вы же знаете, когда я работаю, у меня на столе трогать ничего нельзя!
Пожалуй, сейчас она его есть не станет. Она будет пирог есть вечером, вместе с Максом. Они усядутся на террасе, поставят на стол пирог, начнут есть его и запивать чаем!
А еще вчера она купила в крохотном продуктовом магазинчике, кажется единственном уцелевшем из советского прошлого, мешок астраханской воблы.
Они с Максом обожали воблу. Это называлось «пижамная вечеринка», черт его знает почему! Вечеринки с воблой происходили исключительно летом. Они расстилали на полу террасы большой лист бумаги, садились по-турецки, чистили воблу и ели ее, сколько захочется. Таня всегда нарезала огромную миску свежих огурцов и еще черного хлеба. Макс запивал воблу газированной водой, а Таня – пивом.
Рыбой по всему дому после такой «вечеринки» воняло еще дня два, но это никого не смущало.
Значит, так. Она поедет в город, повстречается с тем врачом, которого ей обещал Абельман, выяснит, отчего все-таки помер писатель Грицук, быстренько примчится домой, и они с Максом станут есть воблу, а потом пить чай с пирогом. Пирог на ночь, ясное дело, хуже не придумаешь, но должны же быть в жизни хоть какие-то радости!
Вот как все будет.
– Ритусь! – прокричала Таня вслед домработнице, которая поспешно удалялась из столовой. – Ритусь, а у нас есть черный хлеб и свежие огурцы? Если нет, придется вам сгонять в магазин!
– Да ничего не придется, – издалека отвечала Ритуся, – огурцы у нас свои, кто не знает, а хлеба я сегодня на станции две буханки взяла!
– А куда вы делись-то?! А?!
Таня прислушалась, но ответа не получила, пожала плечами, намереваясь отхлебнуть из кружки чаю с мятой, и тут в дверях, выходивших в сад и распахнутых по летнему времени, возник мужчина ее жизни.
Таня совершенно про него позабыла.
Она обожглась чаем, зашипела, поспешно вернула астаховскую чашку на блюдце и сказала неуверенно:
– Привет.
Колечка посмотрел на нее и ничего не ответил.
Он тяжело сопел и отдувался – на улице который день было жарко, а Колечка не выносил жару. Он был довольно толстый, еще когда она только с ним повстречалась, а за годы жизни с Таней превратился в бегемота средних размеров, так что одежду приходилось покупать в специальных магазинах, да и то она не всегда находилась.
Таня смотрела на него жалобно и все никак не могла придумать, что именно ему сказать!.. Он «ушел от нее» недели две назад, когда они поругались из-за ремонта, и с тех пор не появлялся ни разу.