– Да ей сколько раз предлагали, – охранник махнул рукой. – Я сам слышал. Она отказывалась. Тут на машине ехать до Афанасьевского переулка, где она жила, не больно-то удобно. В ту сторону к Арбатской площади налево разворота нет. Надо вон куда ехать – аж до Никитской и только там уже разворачиваться. Или по Знаменке, а потом направо – по Волхонке и по Пречистенке, а затем переулками кружить. Так всего понастроили, понагородили, знаков запрещающих понатыркали, что людям уж и проехать негде стало! А пешком тут через бульвар пять минут. Ей сколько раз вечерами предлагали подбросить до дому, она отказывалась. Деликатная была женщина... Царствие ей небесное. А как ее убили-то? Ограбили?
– Мы не исключаем такую версию, – ответила Лиля Белоручка уклончиво.
– А вот тот случай недавний с клиентом-то нашим, который обедал... его вроде, говорят, не грабили... изувечили только сильно.
– Пожалуйста, что вам еще известно о гражданке Кадош? Давно она работала здесь, в ресторане?
– Полтора года – это точно. Музыканты все друг друга знают, многие из консерватории, а тут подрабатывают.
– Она частные уроки музыки давала, Юлия Аркадьевна-то, – вмешалась уборщица. – Ученики у нее имелись, и все в разных концах города, очень она сокрушалась, жаловалась мне как-то – далеко, трудно ездить общественным транспортом. Она ведь болела очень – не знаю уж чем... но придет, бывало, сядет вон там – никак отдышаться не может, лицо белое, как простыня.
– В сумке лекарства обнаружены, эксперт говорит, это от диабета что-то, – шепнула капитан Белоручка Кате. – А скажите, она одинокая, да?
– Мужа у нее не было – это точно, а вот насчет остального не знаем. Да, звонили ей иногда по мобильному – и сюда в ресторан во время дневных репетиций, вроде родственники какие-то... все здоровьем ее интересовались.
– А тот клиент, Колобердяев, что обедал у вас...
– Это которого убили? – они, весь персонал, спросили это почти хором.
– Он с гражданкой Кадош был знаком?
– Нет, не был, – ответил официант.
– Точно, не был, приходил вроде к повару нашему в качестве гостя, только он... Иван Германыч, повар-то наш...
– Молчите, вы ничего не знаете, нравилась она ему как женщина, – перебила всех уборщица. – Глянулась, я сколько раз замечала – смотрел он на нее так... ну так, понимаете? Люди-то они оба немолодые... особо-то не развернешься... И она на него порой посматривала, он поздоровается – она тут же улыбнется. А красилась-то она на репетиции для кого, интересно? Всегда в макияже, всегда с прической. Да и вообще она видная была женщина, хоть и толстуха, а он, покойник-то, наверно, полных женщин любил.
– Вместе они когда-нибудь из ресторана уходили?
– Нет, вот это точно нет, – уборщица покачала головой. – Так просто, флирт за столиком, и все – переглянутся, улыбнутся. Ну, может, парой слов перекинутся. Она ж тут работала, оркестр днем репетирует, так что уж не до гулянок с клиентами, простите.
– А по вечерам Колобердяев здесь, в ресторане, не бывал?
– Нет, никогда. Только днем, и то нечасто.
– Ну вот видишь, Кать, уже кое-что, – сказала Лиля Белоручка, когда они покинули «Беллеццу» и буквально продрались сквозь толпу газетчиков и телевизионщиков (они все прибывали и прибывали по мере того, как на улице светало). – Итак, обе жертвы были знакомы... Это первое. И второе, в отличие от Колобердяева дорога через бульвар для нее была обычной дорогой домой.
– Ты там, в ресторане, сказала им, что это ограбление. Зачем? Все равно ведь они узнают, что это... не ограбление, смотри, сколько прессы, утром вся Москва уже будет говорить...
– О чем? О том, что у нас на этот раз чертов «зазывала»?
Катя помолчала. «Зазывала»... вот, значит, как об этом деле в МУРе думают... «Зазывала» – особый тип серийного убийцы, который...
– Лиль, ты что, сразу об этом подумала, когда вы первую записку нашли? – спросила Катя.
– Глава первая, стих четырнадцатый... Интересно, какая глава, какой стих сейчас. В первом случае удаляет глаза жертвы, во втором – глаза и уши. И место выбрано одно и то же – бульвар. Убийца на бульварах, они его теперь так и будут звать, эти твои коллеги-газетчики. Небось сама думаешь – какая сенсация. Вон с какой миной меня в тот раз про маньяка спрашивала. «Что, у нас маньяк?» А вот «зазывалу» не хочешь? Каждое убийство у таких – ступень, шаг, зазывают, подводят к чему-то, только им пока известному. И загадки подбрасывают, подлянки свои чертовы... На этот раз записки с цитатами – мол, разгадаете, что я имею в виду, может, и...
– Каждый «зазывала» таким способом дает понять, что он хочет, чтобы его остановили.
– Это «классический» маньяк, такие лишь в теории бывают и в книжках, а те, которые в жизни... А те, которые в жизни, Кать... Они не желают быть пойманными, не хотят остановиться, охотятся как хищники. Ведь и криков ее никто из свидетелей не слышал. И не видел никто ничего. А ведь «зазывала» в крови должен быть с ног до головы, судя по тому, как он на месте наследил, сколько там образцов изъято.
– И все же, если это действительно «зазывала», он таким образом хочет нам... то есть вам что-то сказать. И пока ничего не остается, как принять его игру и начать отгадывать загадки. – Катя ощущала внутри себя усталость и какую-то растерянность, легко сказать – начать отгадывать. А что на таком материале отгадаешь?
– Для начала надо все закончить на бульваре. – Капитан Белоручка пошла к коллегам.
И следующие двадцать минут – все указания, все решения и разговоры самые обычные, рутинные, как это и бывает на местах происшествий: оцепление, дополнительные патрули, снова обход всех прилегающих к данной территории домов, поиск возможных свидетелей, в том числе и в начале Старого Арбата, учитывая его близость к месту убийства, опрос водителей-частников и таксистов, дежурящих на Арбатской площади перед рестораном «Прага», а также уличные камеры...
– Изъять записи примерно с девяти часов вечера и сравнить с пленками, изъятыми в ночь первого убийства. Все, абсолютно все совпадения фиксировать – кто проходил, кто проезжал, машины, номерные знаки, в общем, все.
«Они хотят зацепиться за что-то конкретное, – подумала Катя, – хоть за маленькую деталь, перед тем как начать отрабатывать непосредственно версию «зазывала».
– Я в Большой Афанасьевский, ты со мной? – сказала Лиля Белоручка. Сказала так, словно это само собой разумелось.
Они сели в оперативную машину и в отличие от законопослушных автолюбителей в нарушение всех правил развернулись посреди пустой в этот час Арбатской площади там, где левый поворот запрещен, – так было ближе к Афанасьевскому. А они спешили.
Правда, в такой час спешить было особо некуда – кирпичная девятиэтажка в Большом Афанасьевском видела десятые сны. И опять все повторилось, как и там, на Марксистской улице, – ждали председателя ТСЖ, поднялись вместе с участковым на пятый этаж.