Но результаты экспертизы не совпали...
А это значит...
Внезапно Катя остановилась, потому что увидела... как будто время повернуло вспять и картина открылась, которая до этого была нарисована лишь воображением, – двери театра распахнуты, и в дверном проеме человек – без пиджака, в белой рубашке. Стоит и пристально смотрит – туда, черед ограду, на темный бульвар.
Катя вспомнила его фамилию: тот самый свидетель Константин Мартов – менеджер или продюсер «Трагикомической артели». А что, у них в театре сегодня спектакль? Он же говорил, что труппа на гастролях.
– Добрый вечер, а что, у вас сегодня спектакль? – Она повторила это вслух.
Он посмотрел на нее с высоты своего роста, явно не узнав.
– Мы позапрошлой ночью с вами беседовали.
Вышло совсем уж пошло – мало ли с кем он «беседовал» прошлой ночью. И Катя подкрепила фразу служебным удостоверением.
– А, здравствуйте, то-то, я гляжу, лицо знакомое, – Мартов кивнул, – а вспомнить не получается. Тут за эти два дня столько всяких-разных перебывало. Из милиции, из прокуратуры, телевидение приезжало – четвертый канал. Еле отбились, и всем какие-то подробности нужны про беднягу Сан Саныча... про завхоза нашего. А у вас что, опять вопросы возникли?
– Да нет, я еще раз на место хотела взглянуть.
– Что-то плохо смотрите вы и ваши коллеги. Прошлой ночью вон женщину убили здесь же, на бульваре. Весь город слухами оброс. Видели, сколько народа там? А днем еще больше было.
По ступенькам, ведущим на бульвар, поднялся еще один милицейский патруль.
– С утра милиции вон нагнали, а все зря.
– Почему зря? – спросила Катя.
Она ощутила запах алкоголя, исходящий от Мартова. Как и той ночью – тогда, правда, он гораздо сильнее был навеселе. В этих маленьких театрах они все пьют по-черному... Но, с другой стороны... Вот прицепились к одному подозреваемому Кадошу, а с ним полный облом. А если вспомнить Лилькин манекен и возможный портрет маньяка... Мартов вон тоже высокий, телосложение крупное. Первую жертву он хорошо знал, вторую тоже мог встречать и был в курсе, что Колобердяев ночами дежурит, а Юлия Кадош поздно возвращается с работы. Чем не подозреваемый, а? Вон повара Шуляка в «Беллецце» будут проверять, а этот Мартов чем хуже?
– Второй жертвой стала музыкантша из ресторана напротив, – сообщила Катя как бы между прочим.
– Она в ресторане только подрабатывала, а так музыку преподавала и жила тут рядом.
– Вы в курсе?
– Да здесь все со вчерашнего дня уже в курсе. Газеты читали? Новости слушали? И в Интернете вовсю обсуждают, во всех подробностях. – Мартов махнул рукой, и запах алкоголя стал резче. – Вас клянут, милицию, мол, никакой защиты, в центре города уже убивать стали...
– Фамилия убитой – Кадош. Вы не знали ее, нет?
– По фамилии не знал, но видел пару раз в «Беллецце». Как-то с Сан Санычем заходили туда по рюмашке пропустить. Он ее всегда приветствовал улыбкой – солидная такая женщина, в возрасте. А потом я узнал, что она...
– Что вы узнали?
– Так, ничего, это к делу отношения уж точно не имеет.
Катя смотрела на него. Вот сейчас повернется спиной, захлопнет дверь «Трагикомической артели» и...
Мартова в этот момент и правда кто-то окликнул.
– Иду, извините.
– А я хочу еще раз взглянуть на комнату вашего завхоза, – Катя ухватилась за соломинку.
– Да пожалуйста, если нужно.
– Ой, а что у вас тут в театре – ремонт начался? – Переступив порог, Катя ожидала увидеть, как и в прошлый раз, пустое сумрачное фойе и чуть не споткнулась о деревянные ящики.
– Это декорации к будущему спектаклю, из театральных мастерских привезли, вот разбираем, часть уже установили на сцене.
По фойе сновали люди. Время уже начало десятого, а театрик, чья труппа еще на гастролях, и не думал закрываться на ночь.
– Сезон срочно открываем. Приказ хозяина. Лови момент, как говорится, хотя и грешно... Но такой ажиотаж вокруг этого места, столько публики, а театр закрыт. Мы двадцатого августа открытие сезона планировали, а теперь все меняется. – Мартов на ходу четко отдавал распоряжения рабочим: это грузить туда, это разбирать предельно осторожно, а это в зал и начинать монтировать.
– Что в коллективе у вас говорят по поводу происшедшего?
– Да что говорят, в шоке все... Сан Саныч мужик был безобидный, – Мартов вздохнул. – У нас тут этим бульваром к метро почти все сотрудники ходят вечером, а спектакли, сами знаете, поздно кончаются. В шоке все, боятся. Два таких убийства на одном и том же месте. Говорят, кто-то таким вот способом Москву напугать пытается.
– Напугать Москву?
– Ну да, а вы думаете на периферии Москву, москвичей больно любят? Знаете, что говорят: зажрались мы тут... Свински зажрались. Буржуазный, похабный Содом... Чего только не говорят, чего только не наслушаешься на гастролях. И тем не менее все сюда прут, все едут – со всех концов нашей великой, могучей.
– Знаете, мы тоже пришли к выводу, что убийца намеренно пытается привлечь к своим поступкам внимание.
– Поступки? Вы так это называете? Это что, профессиональный сленг? – Мартов усмехнулся. – Ох, девушка, девушка... Какие советы хоть дадите нам, чтобы как-то обезопасить себя?
– Бульваром не ходите.
– Так ведь их в Москве много – бульваров, – Мартов всплеснул руками, – вы что же, милиция, думаете, натыркали патрулей от Арбата до «Кропоткинской» и этого достаточно? Вы карту возьмите, посчитайте, сколько в городе таких вот аллей. Его ведь теперь, убийцу, газетчики «убийцей с бульвара» окрестили, думаете, он про это не знает? Если он внимание к себе привлечь пытался, думаете, такая вот широкая огласка, такая слава, прозвище, каким его наградили, – это все ему не в кайф? А кайф ловить снова и снова – кто от этого добровольно откажется?
«Он прав. Ишь, разошелся... – Катя смотрела на Мартова. – Под мухой, конечно, а у таких язык быстро развязывается... Стоит к нему приглядеться повнимательней. И кто знает... Завтра же утром вызвать в лабораторию и взять образцы ДНК. И у повара тоже взять. Если это единственное пока решающее доказательство, их всех – всех, кто более или менее по приметам подходит, надо через эту процедуру провести».
Выстроив примерную модель будущих взаимоотношений с этим свидетелем (а кто знает, какими окажутся результаты экспертизы?), Катя почувствовала себя увереннее.
– Покажите, пожалуйста, еще раз комнату Колобердяева.
– Прошу, – Мартов открыл дверь, – она не опечатана прокуратурой.
Все, как и тогда, ночью, бутылку, правда, из-под водки изъяли. И пиджак, что висел вон там, на спинке кожаного кресла...
– Зачем он на бульвар поперся? Вот чего мы здесь, в театре, понять не можем. – Мартов покачал головой. – Ну выпил и выпил... Он и раньше себе немного позволял...