А потом заревел мотор, и они тронулись – с Петровки до Лубянки, через Варварку по набережной, через Каменный мост на Ленинский проспект в сторону площади Гагарина.
Катя на пассажирском сиденье молчала.
Если все это... весь этот бред... лишь прелюдия к задержанию...
Слезы вот-вот польются...
Никакой выдержки, вот кретинка, а еще погоны носишь...
Двор кирпичного дома, подъезд. Катя вошла – в подъезде было прохладно, из ящиков торчали газеты, вечерняя почта. Лифт поднял их. Дверь квартиры, обитая черным дерматином. Она тут уже гостила однажды. Щедрый, хлебосольный дом, стол – скатерть-самобранка. Смешные куклы на шкафу, тосты, пироги... Сердечность и радость во всем, никакой фальши.
Не было никакой фальши, я бы почувствовала. Или нет?
Лиля открыла дверь своим ключом. Они вошли в квартиру.
ПУСТО...
– Вот так, – Лиля прошла по коридору, заглянула в комнату, на кухню. Шторы задернуты, на стиральной машине – стопка высушенного белья.
Лиля опустилась на стул, словно силы покинули ее. Потом достала... Кате померещилось – пистолет, опять этот чертов пистолет! Но нет – диктофон.
– Тумак упоминала о нем, мы просто с тобой забыли. Вот. – Она включила запись.
Тот единственный допрос самой важной свидетельницы.
«А на даче все каникулы вместе... в девятом поехали в Питер... мой двоюродный брат... ВОПРОС: Что ваш двоюродный брат? ОТВЕТ: Ничего, просто он нас снимал на видеокамеру в Петродворце на фоне фонтанов, я вдруг вспомнила, так, детские воспоминания... Мы очень дружили, мы всегда все очень дружили...»
– Надо было спрашивать: «Кто ваш двоюродный брат?», что-то плохо у меня с грамматикой, «два с минусом»... Знаешь, подружка, а он ведь и меня тоже снимал на видеокамеру. И тоже на фоне фонтана... на ВВЦ.
– Чушь, мало ли на свете двоюродных, мало ли кузенов, а твой Митька... Вон Кадош-Скорпион, он же приемным сыном был, никто не знает, кто его настоящие родители, родня...
– Скорпион у нас. Не поймешь, то ли бузит, придуривается, то ли правда истерикой захлебнулся. А мой сокол где?
Лиля набрала номер по мобильному.
Гудки, гудки, гудки, гудки...
Катя прислонилась к двери. У кукол там, на шкафу, личики из пластмассы, хитрое что-то и недоброе, а в прошлый раз казалось... Кукла-молдаванин в крохотной бараньей папахе, кажется, вообще ухмыляется плотоядно...
Гудки, гудки, гудки...
– Алло...
– Привет, – Лиля встала. Катя видела, каких усилий стоило ей, чтобы голос... голос звучал как обычно, не срывался. – Я дома, а ты где?
– Тебе правда интересно, где я?
– Конечно... я вот домой приехала, как ты и просил.
– Мне подачек не нужно.
– Ты где сейчас?
– А почему у тебя такой тон?
– Я хочу, чтобы ты мне ответил на мой вопрос. Тогда с экспертизой ДНК ты мне подсказал проверить по геномному банку жертв...
– Ты же получила сразу результат.
– Откуда ты знал? Митька, скажи мне, откуда ты это знал?
– Я ведь сам разрабатывал эту поисковую систему с программистами, тебе это отлично известно. Наилучший результат может получиться лишь при проверке всех имеющихся в базе данных без исключения. Чем меньше исключений, тем больше вероятность – такова идея системы.
– Где ты сейчас?
– Почему ты допрашиваешь меня таким тоном?
– Когда ты звонил, сказал, что ты дома...
– А ты сказала, что, как всегда, занята.
Гудки, гудки, гудки...
Лиля смотрела на дисплей мобильного.
– А он правда в центральной лаборатории ЭКУ занимался разработкой банка данных? – спросила Катя.
Звонок.
– Ну вот видишь, психанул, а теперь одумался, сейчас он тебе все объяснит! – Катя толкнула подругу: давай скорей отвечай!
Звонили с работы.
– Лиля Ивановна, на квартире по месту жительства Марины Тумак нет, соседка сказала, что видела ее утром, когда с собакой гуляла, Тумак в такси садилась. Мы оставили засаду на всякий случай. Вы скоро вернетесь? Шеф о вас уже дважды справлялся.
Припарковавшись у центральной проходной Петровки, 38, шофер Белоусова Крабов спал невинным сном младенца, откинувшись на сиденье, включив кондиционер, до тех пор, пока в стекло служебного «Мерседеса» не постучали – властно и настойчиво.
Крабов мгновенно проснулся (привычка!), встрепенулся (тоже привычка) и уже хотел открыть двери – шеф наконец-то закончил на Петровке все свои дела, как вдруг узрел у машины двоих – одного в форме сотрудника ГИБДД, второго в штатском, но тоже явно «оттуда».
– Можете ехать, Белоусову сегодня машина не понадобится, – объявил штатский.
– И завтра тоже, – дополнил гаишник.
– Почему? – Крабов вытаращил глаза от удивления.
– На казенный счет теперь повезут. Все, поезжайте, свободны.
Крабов зарулил, засуетился, быстрей, быстрей – по Петровке к бульвару – и тут лишь осознал. «Взятка! Ну, мать честная, ну Глеб Сергеевич... Как пить дать – взятка, больше-то за что? Ну дела, приехал на машине к операм, бугор бугром, а теперь вот под белы руки да за казенный счет...»
У светофора Крабов остановился. Глянул в зеркало заднего вида, пригладил темные волосы, стряхнул прилипшую к усам крошку. Свободен... Ах, шеф-шеф, вот тебе и судейский... Сердце наполнилось ликованием и горечью. Ликованием оттого, что... ну, в общем, паскудное чувство – кто не рад беде ближнего своего? А горечью... да потому что все, финиш – как-то разом вдруг кончилось... А бывало, сколько раз возил его – то в Общественную палату, то в Минюст, то в Счетную палату, то к любовнице... той, что журналом мод заведовала, то в ресторан итальянский на бульваре обедать... пицца там королевская, объеденье... а то на кладбище, где дочка его, царствие ей небесное, а если потребуется, то и куда подальше... в Переславль-Залесский, где одни церкви да монастыри... Дорогой едешь, номера-то федеральные, сразу видно: департамент судебный, вся эта мелочь гаишная только под козырек.
Ну а теперь вот «свободен». И куда теперь – в гараж? Доехав до Пушкинской площади, Крабов решил рвануть к матери – проведать, домашнего борща похлебать. А в гараж можно позже, там всю ночь диспетчер дежурит.
Мать Крабова жила в Текстильщиках, и добираться туда в час пик пришлось сквозь бесконечные пробки. Но Крабов уже никуда не спешил. На дорогу он тоже мало обращал внимания. Успеется... теперь сам себе голова... Свободен! А Белоусов-то, эх... интересно, сколько ему дадут?