– Пожалуйста, – Полина отступила, скользнув взглядом по удостоверению. – А в чем дело? Если это по поводу той кражи с участка Сутеевых, то я...
– Дело не в краже. Вы ведь знаете Валентина Гаврилова? Так вот он повесился вчера ночью.
Вот так. Так и надо работать со свидетелями – не рассусоливать вокруг да около, а сразу – в лоб и самое главное. Результат же окажется...
Полина Каротеева попятилась, судорожно сжимая в руке сумку с пустой бутылью. И на лице ее что-то изменилось, треснуло и раскрошилось в самих чертах, как в глиняной античной актерской маске... и на щеках выступили алые пятна.
– Простите, но я не знаю никакого Гаврилова. Почему ко мне... почему это меня должно касаться? Я... я ничего не знаю, простите, мне надо идти.
– Одну минуту!
Это сказала не Катя. Это кто-то громко и внушительно произнес у нее за спиной. В проеме распахнутой калитки стоял следователь Валерий Чалов. Катя не слышала ни шума подъехавшей машины, ни шагов.
– Одну минуту. Подождите. Доброе утро, Екатерина Сергеевна. – Чалов прищурился.
– Доброе утро, я... мы с Полиной знакомы, и я решила...
– Я следователь Следственного комитета при прокуратуре Чалов Валерий Викентьевич, – Чалов потеснил их в глубь сада. – Какие георгины у вас потрясающие... Я сейчас, когда ваш адрес уточнял у дачного сторожа... он так и сказал мне – дача с цветами. Полина Георгиевна, я проверяю обстоятельства, связанные со смертью Валентина Гаврилова. И хочу задать вам несколько вопросов, давайте присядем вот тут, тут как раз удобно записать ваши ответы для протокола, – он теснил их все дальше – умело, настойчиво, к садовому столу и скамейке под сливой.
– Но я не знаю никакого Гаврилова.
– Вы знаете его... он к вам приезжал сюда, на дачу, всего дня три назад и... Зачем это отрицать? Что за ребячество, Полина Георгиевна?
Она – не поймешь, то ли устыдилась, то ли пораскинула мозгами, то ли решила не врать, по крайней мере в этом.
– Ну хорошо, он действительно приезжал. И мы были с ним раньше знакомы. В детстве... еще в юности, понимаете?
– Я понимаю, не будем торопиться, ладно? Все по порядку. Сначала рутинные вопросы протокола, я должен заполнить документ, – следователь Чалов невозмутимо положил на дачный столик папку, достал чистый бланк и начал неторопливо записывать, задавая вопросы «год и место рождения», «место работы» и так далее.
Солнышко пригревало, и этот протокольный ритуал прямо убаюкивал, как колыбельная. Только вот – Катя это чувствовала – покоя и умиротворения ни у кого из них ни в одном глазу.
– Итак, вы знакомы с Валентином Гавриловым?
– Да, да, я знакома. Я же сказала, что когда-то давно, еще в детстве, дружили. Тут, вот тут, на озере, – мальчишки, девчонки... очень давно. Я жила здесь, на даче, с родителями все лето. А он... он местный, точнее, они жили в Москве, но отец его тут работал. И на лето он наведывался. Мы встречались на озере, катались на велосипедах.
– Почему же вы стали сразу отрицать факт знакомства, когда моя коллега из ГУВД, – следователь Чалов произнес это бесстрастно, – спросила вас?
– Я не сразу поняла, о ком речь идет. Мало ли Гавриловых на свете.
«Лжет, – сказала сама себе Катя. – И даже не пытается это скрыть».
– А зачем он к вам приезжал?
– Понятия не имею. Сказал... у него тут дела, что он ехал мимо и случайно увидел меня... узнал.
– Он на своей машине с водителем ехал мимо по вашей дачной улице – куда?
– Я не знаю.
– И увидел вас через забор?
– Да, он так сказал.
– Но ваш забор весь зарос шиповником, жимолостью, сиренью... Это вот что у вас там – дикие розы... Подсолнухи там в углу...
– Я не знаю, он так сказал. Что вы хотите от меня услышать? Я тоже удивилась, очень удивилась, увидев его через столько лет.
– Через сколько лет?
– Через много лет. – Полина Каротеева скрестила руки на полной груди. – Он сказал, что ехал мимо, увидел меня, узнал. Мы обрадовались, поболтали минут пять, он похвалил мой сад, спросил, как я... А потом посмотрел на часы и объявил, что ему пора, он же занятой человек... государственный... на заседаниях вон то и дело.
– Это он вам про себя сказал?
– Я его видела несколько раз по телевизору – репортажи из Думы, что ли, или из дома правительства. Он большой человек сейчас.
– Был, – сказал следователь Чалов. – Вчера его нашли в квартире в петле.
На щеках Полины Каротеевой снова выступили алые пятна. Весь этот спектакль, весь этот допрос... вся эта фальшь... И только тут – истинная эмоция, глубоко скрытая.
«Никудышняя из нее актриса вышла бы, – решила про себя Катя, – не умеет она играть на публику. А вот декламировать собственные сочинения может...»
– Вы одна тут живете? – Чалов задал новый вопрос.
– Ага, одна.
– А ваша семья?
– Вы хотите знать, замужем ли я? Нет и никогда официально... И детей не завела. У меня отпуск в институте, и я обычно провожу его здесь. После смерти родителей я тут все привела в порядок, – Полина оглядела сад. – Соседи хорошие, и погода сейчас... погода в самый раз... как раз...
– Если мы установим, что это самоубийство, вас никуда вызывать не будут, не волнуйтесь. Вот тут распишитесь... нет, сначала, пожалуйста, прочтите свои показания... да, а потом распишитесь, – следователь Чалов подвинул к ней листы. – Вот так, хорошо. Спасибо вам большое. И прошу... просим с коллегой извинить за причиненное беспокойство.
Полина Каротеева прочла и подписала протокол.
– Мне надо в магазин, а то все молоко и творог разберут.
– Пожалуйста, мы вас больше не задерживаем, всего хорошего.
Они покинули садик все вместе. Полина заспешила прочь, не оглядываясь.
– По большому счету, то, чем вы тут занимались, коллега, это разглашение данных следствия, – заметил Валерий Чалов, когда свидетельница свернула за угол и пропала из вида. – Непростительно.
– Позвольте мне объяснить. Я с подругой сюда приезжала накануне, представляете? – Катя делала вид, что ей очень стыдно. – Моя подруга знает Каротееву, они приятельницы. И когда мы вечером сидели на террасе и пили чай, Каротеева вдруг взяла да поставила одну кассету, где она сама читала то, что сочинила.
– Сама сочинила и сама читала? Это чья машина, ваша? – Следователь Чалов подошел к маленькому авто, терпеливо ждущему в засаде.
– Моя, моя... Очень странное сочинение, и в чем-то оно, ну, не знаю... сходится, касается того, что наш покойник наговорил на камеру. Не конкретно, а... я не знаю, вам бы самому это послушать.