Они выбрали кабинку, из которой открывался великолепный вид на бульвар Венис. На другой стороне улицы ожидали «большого синего автобуса» [49] пьяные в стельку латиноамериканки, купавшиеся в отблесках неоновых вывесок KFC и «Уинчелса».
— Спасибо, — сказал Карлос. — Это была хорошая мысль. Я устал говорить.
— А я устала слушать.
Глория, сгорбившись, прислонилась к виниловой спинке своего сиденья. Если она сейчас не съест хоть чего-нибудь, то свалится с ног.
Появилась, позевывая, официантка. По бескрайним морям ее щек плавала одинокая мушка.
— Гамбургер, «кока», жареная картошка? — осведомилась она.
— Греческий салат, пожалуйста, — ответила Глория.
— Что желаете, то и получите. А вы?
Карлос попросил на английском светлого пива.
Официантка плотоядно осклабилась:
— Вот, значит, как вы сохраняете вашу девичью фигуру?
Она рассмеялась — скорее зарычала, — отобрала у них меню и удалилась.
Оба молчали, пока не появился салат: набор омертвелой зелени, токсичные кружки красного лука, прогорклые оливки, а сверху — могильная плита «феты».
Глория ткнула в него вилкой.
— Это не еда, — сказала она.
— Такой салат, — провозгласил Карлос, — есть оскорбление, нанесенное долгой и величавой истории Греции.
Глория съела шестую часть этого «блюда» и оттолкнула его от себя.
— Я должна кое-что рассказать вам.
И приступила к рассказу. Когда она дошла до эпизода со счетом в Калифорнийском федеральном, Карлос перебил ее, спросив:
— Так он не умер?
— Нет.
— Вы уверены?
— Вполне, — сказала она.
— Ну, это… — Похоже, Карлос не понимал, как ему отреагировать на услышанное.
— Это хорошо, — наконец сказал он. — И где же он?
Пауза.
— В Мексике, — ответила Глория.
Карлос недоуменно уставился на нее.
— Послушайте, — сказала она.
И проговорила еще десять минут. Под конец он спросил:
— Вы уверены, что он жив?
— Других вариантов не вижу, — ответила Глория. — На следующий день после его предположительной смерти со счета Карла были сняты деньги.
— Мне нужно обдумать это, — сказал Карлос.
Он ушел в уборную, Глория отнесла счет к кассе.
Официантка выбила ей чек.
— А он милашка, — сказала она.
Копавшаяся в бумажнике Глория подняла на нее взгляд:
— Простите?
— Ваш дружок, — пояснила официантка. — Попа у него шик-блеск.
— Вы кредитные карточки принимаете?
ГЛОРИЯ ПОДВЕЗЛА ЕГО ДО МОТЕЛЯ. Они договорились о завтрашней встрече. Карлос спросил, нет ли у нее каких-либо вещей, принадлежавших его отцу.
— Есть, но совсем немного, — ответила она.
— Немного лучше, чем ничего, — сказал он. И крепко сжал жилистый кулак. — А ничего — это пока все, что я от него получил.
ОНА ВОЗВРАТИЛАСЬ ДОМОЙ и впервые за долгое время крепко заснула.
В десять сорок пять следующего утра Карлос приехал к ней на такси.
— Как трудно здесь машину поймать, — сказал он.
Они уселись за стол. Глория разложила по нему все, какие у нее были, связанные с Карлом бумаги.
— Как я уже говорила, их немного, — сказала она. — Я бы свозила вас в его дом, но он опечатан, и дама, которая занимается делом Карла, сказала мне, что открыть его так сразу они не могут.
Она расправила сложенную вдвое записку и протянула ее Карлосу.
— «Позаботься тут обо всем, пока меня не будет», — вслух прочитал он.
— Последнее, что он мне написал. Еще есть это. — Глория показала микрокассету с записью последнего же сообщения Карла и, поколебавшись, спросила: — Хотите послушать?
— Да.
Глория нажала на кнопку воспроизведения и закрыла глаза, слушая слова, которые возникали в ее сознании за несколько секунд до того, как прозвучать.
Глория. Это я.
Она прослушала их уже столько раз, что теперь воспринимала каждое слово так, точно не было ни потрескивания, ни шелеста ленты, ни торопливых, невнятных инструкций.
Здесь была дорожная авария.
Нет, думала Глория. Аварии не было.
Как мог он сказать такое? Вся ее жизнь на несколько месяцев перевернулась кверху дном, и лишь потому, что он не был с ней честен.
Открыв глаза, она сообразила, что лента замолкла уже больше минуты назад.
— Какая плохая запись, — сказал Карлос. — Я с трудом понимал, что он говорит.
— Хотите послушать еще раз?
— Нет. — Карлос опустил взгляд на другие разложенные по столу документы. — А это что?
— Я распечатала кое-что из его старой электронной переписки — на случай, если она вас заинтересует.
Карлос приступил к чтению. Глория, которой вдруг стало казаться, что, даже просто сидя с ним рядом, она мешает ему, спросила, не хочет ли он пить.
— Воды, — пробормотал он.
Она нарочно задержалась на кухне, а вернувшись, обнаружила его сидящим почти в той же позе и молча вглядывающимся в мешанину бумаг.
— Все в порядке?
Он коротко кивнул.
Глория, поставив перед ним стакан с водой, сказала:
— Простите, но это все, что у меня есть.
Он коснулся стакана, однако не снял его со стола.
— И вы уверены в том, что он жив.
— Не на сто пять процентов, — ответила она, — но, да, более или менее уверена.
Карлос взглянул ей в лицо:
— Понимаете, каждый раз, узнавая что-то новое, я должен свыкаться с ним. — Он взял стакан, отпил воды. — Менять весь ход моих мыслей. А это трудно. Хотя незнание хуже всего.
— Я понимаю.
— Значит, вы считаете, что он все еще жив.
— Считаю.
— Женщина, которая распоряжается его деньгами… — начал Карлос.
— Государственный администратор.
— Да. Она решила ничего больше не делать с его банковским счетом и имуществом?
— Пока он не объявится, — подтвердила Глория. — Похоже, и полиция считает, что он, вероятно, жив. Хотя ищет она его не очень усердно. Если ищет вообще.