— Наше вам, сеньора.
— Кто это?
— А вы обернитесь.
Луис стоял в двери своего магазина, держа в одной руке беспроводную трубку и маша другой.
— Подумать только, сеньора. Я говорю, и мои слова улетают в космос, а оттуда спускаются к вам. С ума можно сойти, а?
Движения его губ не вполне совпадали со звуками. Когда он захихикал, Глория сначала услышала это свободным ухом и только через четверть секунды — занятым трубкой.
Она прервала связь, перешла улицу и сказала:
— Ваша взяла. А теперь скажите, как до него добраться.
— У него выходной, — ответил Луис. — Я же вам уже говорил.
— Ладно, — вытаскивая бумажник, сказала Глория.
Луис принял оскорбленный вид:
— Сеньора. Прошу вас. Я человек слова. Я обещал Teniente, что никто не потревожит его без самой крайней необходимости.
Глория сунула ему в ладонь пятидолларовую бумажку:
— Это необходимость достаточно крайняя?
— Сеньора, это необходимость недостаточно крайняя даже для того, чтобы водопроводчика вызывать.
Десять долларов.
— А теперь? — спросила она.
— Назревают неприятности, — ответил он. — И возможно, серьезные.
— Ну вот что, Луис, — сказала Глория, — я дам вам еще десять долларов. Если не хватит и их, попрошу Карлоса расколотить вашу витрину. И тогда у всех нас появится причина для вызова Teniente.
У Луиса слегка отвисла челюсть. Затем он фыркнул:
— Мне страшно нравится ход ваших мыслей, сеньора. Только ради него я сделаю вам скидку. Давайте еще пятерку.
Она подчинилась. Луис достал из нагрудного кармана блокнотик со вставленным в его проволочную спиральку огрызком карандаша. И начал писать, говоря при этом:
— Если я позвоню, он не возьмет трубку. Вам лучше домой к нему поехать. — Он вырвал из блокнота страничку, протянул ее Глории: — Мимо не проедете. Ну а если проедете, возвращайтесь сюда. Выпьем немного, а завтра разрешим вашу проблему.
И Луис, кивнув на прощанье, ушаркал в магазин.
Карлос так и стоял у кассы кинотеатра.
— Как вы его уломали? — спросила он.
— Пригрозила ему от вашего имени.
— Надеюсь, ничем чрезмерно ужасным.
— Вы смогли бы разбить его витрину?
Карлос взглянул на Глорию:
— Скорее всего, нет.
— Выходит, я блефовала.
Карлос потер ладонью живот.
— Только что сообразил, — сказал он. — Мы же приехали сюда без оружия.
— Думаете, оно нам понадобится?
— Нет, — ответил Карлос. — Если, конечно, оно нам не понадобится.
Посреди пустыни взбухло, подобно россыпи прыщей, скопище строений такого же цвета, что и почва, только более насыщенного. Типовые дома — пятнадцать штук, — расставленные так, что поселок походил очертаниями на раскрывающегося наутилуса. На дальнем конце стоял дом Фахардо, словно столбя участок, состоявший из акров и акров кактусов, чапараля, желтоватого гравия. Кое-кто из соседей разбил маленькие цветнички, по бокам крылец у них цвели розовые и белые гвоздики, которые, скорее всего, приходилось высаживать заново каждые десять дней. Teniente силы на это тратить не стал. Дом его был сильно запущен: самая поблекшая штукатурка в поселке, самые широкие трещины в дорожке из наливного бетона. У гаража стоял престарелый фиолетовый грузовичок-пикап, не мытый со дня его рождения. Дверь гаража была дюйма на четыре приоткрыта.
Солнце уже садилось — дурные дороги сильно задержали Глорию. Она вспомнила, чем объяснял Фахардо свое запоздалое появление на месте аварии. Теперь, поездив по здешним дорогам, Глория была почти готова поверить ему.
Далеко на северо-западе различались устланные красно-белым лишайником пригорода холмы. Надо полагать, Чарронес. Но как оказались здесь эти дома? Столь удаленные от городских удобств, они походили на бестолково спланированное поселение. Может быть, подумала Глория, Фахардо получил свою землю задешево, в обмен на согласие жить в таком месте? Может быть, так и заселяются поначалу подобные поселки? Застройщики вот этого быстро разорились, или обнаружили, что затеяли строительство на линии геологического разлома, или не смогли продать построенные ими дома с прибылью. А для простофиль, которые уже уложили вещички и перебрались в самую середину бросовой земли, менять что-либо было поздно, они оказались обреченными жить на руинах своей мечты.
На веранде дома стояли по бокам от разломанной лейки два наполненных белыми камушками ящика для растений. Однорукая кукла-блондинка лежала на спине, ожидая чего-то — быть может, трансплантации недостающего органа. Имелась также одна стоптанная комнатная туфля в голубую полоску, — какое-то животное уже совершило попытку употребить эту обувку в пищу. Бетон, некогда выкрашенный в красный цвет, выцвел и пооблез, и теперь его украшал бледный красноватый архипелаг — островки цвета ссадин и серые оспины.
В доме кричала женщина.
Дверь оказалась не запертой. Полукруглый столик в прихожей покрывали пучки церковных свечей, стеклярусные четки, иконки и грубые офорты на меди. Над столиком висели зеркало и большое латунное распятие. За прихожей различалась темноватая комната, в которой сухопарая женщина трясла, держа за грудки, одетого в нательное белье ребенка неопределенного пола. Кричала мать, а дитя, не желавшее ей подчиниться, норовило плюхнуться на пол. Вся сцена игралась под развеселую рекламную музыку.
Глория окликнула женщину:
— Здравствуйте!
Дернувшись, точно от удара в живот, женщина отпустила ребенка — тот немедля заковылял прочь — и вышла на свет, отбросив за ухо прядь вьющихся каштановых волос. Пальцы ее украшали дешевые массивные кольца, одета она была в темно-синие легинсы и просторную футболку с надписью СВОБОДУ США. Сухопарая, с вытянутым, не лишенным миловидности лицом: выступающие скулы, глубокие глазницы.
Быстро окинув гостей взглядом, она ломким голосом спросила у Карлоса:
— Что?
— Мы приехали, чтобы повидаться с Teniente Фахардо, — ответил он.
— Вот как.
— Это Глория Мендес, я Карлос Перрейра.
Женщина склонила голову набок.
— Так-так, любопытно слышать, — сказала она.
— А вы — супруга Teniente?
Женщина издевательски ухмыльнулась:
— Что есть, то есть.
— Рад знакомству с вами, — сказал Карлос.
— Ах да, разумеется. Рада знакомству с вами. Уж так рада.
— Teniente дома?