– Но…
– Но Гертруду больше. Нам суждено было умереть вместе, – Офелия снова сказала просто и спокойно, как само собой разумеющееся. – А теперь такая тоска одной.
«Вот и поди разберись в подростково-юношеских отношениях. Пять минут назад утверждала, что ненавидела сестру. Потом – что обожала, теперь вот тоскует и хочет умереть. – Катя мысленно приказала: – А ты вспомни себя в шестнадцать лет. Нет, у меня… у нас все тоже, конечно, клубилось, клубилось, но все как-то проще, светлее… Не ври, тогда все казалось ужас как сложным».
– Среди ваших гостей много было тебе незнакомых, так? А знакомых?
– Полгорода, все, кто у папы деньги клянчил, все явились.
– А кто-то из семьи Пархоменко был?
– Нет. Странно, если они явились бы – тетя Роза и тетя Наташа.
Катя отметила, что Офелия назвала заклятых врагов своей семьи так по-домашнему.
– Может, кто-то из гостей показался тебе подозрительным?
– С какой стати? Так все напились, мы с сестрами над всеми потешались.
– И все же, Офелия, вспомни, может, что-то показалось тебе подозрительным. Или даже нет – просто встревожило, насторожило. Ты же умная, – Катя беззастенчиво прибегла к лести. – Подростки порой видят гораздо больше, чем взрослые, и все замечают.
– Ну, бабушка наша говорит, что здесь, в Электрогорске дети взрослеют рано.
– Почему?
– Наверное, воздух такой, атмосфера, – Офелия пожала плечами. – Если я скажу вам одну вещь, вы никому не расскажете?
– Офелия, я не могу тебе обещать, если это окажется важным для следствия, об этом должны узнать мои коллеги – оперативники, следователь прокуратуры.
– Я имею в виду: вы не расскажете об этом моим – маме и бабушке?
– Это я тебе обещаю.
– Гертруда встречалась с ним.
– С кем?
– С тем, конечно, кого вы имели в виду, когда спросили, был ли кто-то из Пархоменок у нас тогда.
Стоп. Катя заморозила глупый вопрос «Ты кого имеешь в виду?», уже готовый сорваться с ее губ. Если и это подростковый тест, как песня «Abney park», так надо не облажаться. Кто же этот «он» из семьи Пархоменко, где после убийства главы семьи остались лишь мать, вдова да… младший брат…
– Гертруда встречалась с братом Александра Пархоменко?
– С Мишелем. Вы не скажете бабушке и маме?
– Нет, конечно, но как же так, ведь он же… ведь их… то есть его брата подозревали…
– В убийстве папы? Я ей это говорила тысячу раз. Но он… Мишель влюбился в нее. Вешал ей лапшу на уши, твердил, что любит без памяти много лет, с тех пор, как увидел на том дне рождения, когда ей исполнилось пятнадцать. И она ему поверила, дурочка, влюбилась в него тоже.
– Подожди, постой… Михаил Пархоменко был влюблен в Гертруду в течение нескольких лет?
– Ну да, он ей так говорил.
– До гибели вашего отца ваши семьи, выходит, общались?
Офелия кивнула.
– Но он взрослый мужчина, намного старше твоей сестры. В отцы ей годится.
– Это его только распаляло. И ее тоже.
– Как, когда они стали встречаться, где?
– Тайком. Они столкнулись в ночном клубе, в Москве, кажется, в мае, устроители конкурса красоты там давали что-то вроде презентации. А Гера ведь стала королевой красоты. Ну и он там появился, вроде бы случайно. С того вечера майского у них все и началось. Весь этот роман. Точно наваждение какое-то. Она спала с ним.
– Все в городе твердят, что Пархоменко враги вашей семьи. И в смерти его брата на Кипре подозревают…
– Во-во, почти шекспировский сюжет, как и наши домашние клички, – Офелия откинулась на подушки. – Я пыталась ее как-то урезонить. Но он ведь трахал ее, она просто светилась вся от счастья после их свиданий. И не только трахал, она мне рассказывала – мог трусики с нее зубами стащить, а потом засунуть к себе в брюки, к члену, и ходить так целый день. И слать ей эсэмэс, как у него на нее стоит. Это их заводило даже больше, чем секс. Что я могла? Разве я что-то могла? А потом она одумалась. Видимо, поняла, послушала меня, что так больше продолжаться не может, надо рвать. И она с ним порвала.
– Когда это случилось?
– Как раз накануне юбилея. За несколько дней.
– И как Михаил Пархоменко это воспринял?
– Он звонил ей постоянно, она ему не отвечала. Мучила его, изводила.
– Офелия, это очень важные сведения, если потребуется, ты подтвердишь их на допросе у следователя?
– Только если об этом не узнает мама. И бабушка тоже. Иначе я ничего не скажу.
– Ты подозреваешь, что Михаил Пархоменко из мести мог отравить Гертруду и вас?
– Не знаю, не сам ведь, если только нанял кого-то из обслуги, денег заплатил. Мама про них, про всю их семью говорит, что они все делают чужими руками. Но вообще-то, я не думаю, что он мог причинить Гере вред. Я однажды их видела вместе в Москве… в кафе. Я не следила за ними, просто так получилось случайно. Он так на нее смотрел восторженно, восхищенно. Она из него веревки вила.
– Виола знает об этом романе?
– Гера с ней не делилась, только со мной. Но Виола знает, она такая проныра любопытная, от нее трудно что скрыть. И кое-что еще произошло за несколько дней до юбилея.
– Что же? Пожалуйста, ничего не скрывай.
– Да тут нечего скрывать. У нас кошка вдруг сдохла в доме.
– Умерла кошка?
– Ни с того ни с сего. Забралась под дом и орала там, а я подумала, что она напоролась на гвоздь. Павлик полез за ней под дом, а достал уже мертвую, – Офелия смотрела на Катю. – Я тогда все думала. И теперь вот тоже думаю об этом. Но уже по-другому. Если нас всех хотели убить, так, может, на кошке опробовали яд?
– Мы эксгумируем труп. Где похоронили кошку?
– Киселев ее забрал, бабушка ему велела сразу. Спросите у него. А можно я вас спрошу тоже?
– Конечно, спрашивай.
– Нас всех все равно убьют, как папу?
– Нет, нет, что ты… мы этого не допустим. Но пока ты и сестра в больнице, будьте осторожны. И не ешьте то, что тут вам дают.
– Я и так уже ничего не ем. Даже то, что мама из дома привозит. Не могу, душа не принимает. Не боюсь, но я просто не могу. Врач тут пригрозил кормить меня насильно через катетер, что ли. Такой идиот… А лекарства что, тоже не принимать? – Офелия усмехнулась. – Нет, так все равно не убережешься. Если только в барокамеру лечь или в гробик хрустальный. Виолу тоже станете допрашивать?
– Я бы хотела, это необходимо.
– Тогда идите, только уведите ее от Павлика. Он, может, и сам того не хочет, но влияет на нее сильно. При нем она вам скажет лишь то, что он разрешит.