Камень удовлетворительно выдерживал вес одного Кремера, но вместе с Игорем они стали вдвое тяжелее… Опора угрожающе покачнулась.

Вадим завис над ними на вертолете и сбросил трос, который описывал в воздухе большие круги – слишком далеко, чтобы Игорь мог ухватиться. Подоспел Артем с веревкой, швырнул свободный конец, но он повис по другую сторону выступа… Артем мгновенно выбрал его. Теперь веревка качалась прямо перед лицом Кремера, но одной рукой он держался за камень, а второй – держал Игоря.

– Есть! – закричал Игорь. Кремер увидел, что он поймал трос с вертолета Вадима.

– Давай! – крикнул Кремер.

Игорь отпустил его руку и поплыл над карьером, раскачиваясь, как огромный маятник. Вертолет Вадима набрал высоту. Теперь Кремер вцепился в веревку Артема, который с помощью Руднева его и вытянул. Ощущая противную дрожь в ногах, Кремер сел на траву.

Вадим мягко опустил на землю Игоря Саблина, а следом и вертолет. Игорь и Вадим направились в сторону карьера. Остальные участники съемки, включая исполнителей второстепенных ролей, чьи эпизоды снимались сегодня, испуганно суетились на периферии.

– Ваш должник, джентльмены, – сердечно произнес Игорь.

– Ставишь выпивку, – улыбнулся Кремер.

– У вас все в порядке? – спросил подошедший Никита Розанов. – Медицинская помощь требуется?

– Этим слонам – медицинская помощь? – хмыкнул Руднев.

Режиссер неуверенно растянул губы в подобии улыбки. Как человек, непосредственно отвечающий за все происходящее на съемочной площадке, он перепугался больше всех.

Каскадеры зашагали к микроавтобусу, перебрасываясь шутками.

– Интересно, войдет ли эта сцена в фильм? – задумчиво, словно про себя, пробормотал Руднев.

Игорь споткнулся:

– Так ты что, все это снимал?!

Руднев свысока посмотрел на него.

– Снимаю не я, а операторы. Насколько мне помнится, никто не догадался крикнуть: «Стоп!»

– Скотина, – искренне сказал Игорь.

6

Поминутно сверяясь с планом, нарисованным Аленой Сельвинской, Кремер разыскивал театр. Посещать театры ему доводилось не часто, и он понятия не имел, где большинство из них находится и как называется. Сейчас он шел по Москве как по незнакомому городу, но все же добрался куда следует.

Массивная дверь служебного входа, снабженная бронзовой ручкой, отполированной тысячами прикосновений, неохотно впустила Кремера, обиженно толкнув в спину. Он представился старушке вахтерше, и строгий взгляд ее потеплел.

– Да, да, Алена оставила вам билет… Вот он. – Вахтерша протянула Кремеру конверт.

Пьеса оказалась русской, современной – фамилию авторши Кремер не запомнил, – и, как следствие, совершенно ужасной. Алена играла нервную, истеричную даму. Весь первый акт она беспрерывно орала то на мужа, то на отца, а к концу второго акта выяснилось, что она и не истеричка вовсе, а просто у нее такой богатый духовный мир. Зал проводил этот шедевр аплодисментами в положении стоя – вероятно, от радости, что все довольно быстро закончилось.

На улице у служебного входа Кремер закурил в ожидании Сельвинской. Она появилась позже всех, в неописуемом лиловом костюме, но ей шел и этот ночной кошмар модельера.

– Сережа! – Она помахала рукой. Кремер приблизился.

– Добрый вечер, Алена.

Они неторопливо зашагали рядом.

– Тебе понравилось?

– Ну… – Он изобразил настолько неопределенный жест, что его можно было толковать как угодно.

– Нет? – Она пыталась заглянуть в его глаза.

– Алена, я не театральный критик. Я ни черта в этом не смыслю.

– Но ты работаешь в кино.

– Трюкачом. И не просто трюкачом, а с узкой специализацией. Шоферюга я, мэм, шоферюга!

Она заразительно засмеялась:

– Ладно, шоферюга. Надеюсь, я все же не настолько разочаровала тебя, чтобы ты отказался проводить меня до дома.

– Как прикажете, мэм. На метро?

– Метро? – удивилась актриса. – Ты приехал на метро?

– Я не москвич, – пояснил Кремер, – и здесь у меня нет машины. Я из Санкт-Петербурга. Ты не знала?

– Откуда же, – произнесла она, как ему показалось, не вполне искренне. Кремер подумал, что она расспрашивала о нем.

Они остановились перед отливающей перламутром «Хондой» с тонированными стеклами.

– А вот моя машина, – сказала Алена.

– Я за рулем?

– Ни в коем случае! Я люблю водить…

Проехать пришлось всего семь кварталов. Актриса жила в новом шестиэтажном доме необычной радиальной архитектуры, с мозаичным кафелем и цветами в подъезде и на лестничных клетках. Дверь квартиры оказалась стальной, обтянутой красной тисненой кожей, и была оборудована телекамерой и переговорным устройством. Они вошли.

В квартире была только одна комната, огромная, как подземный гараж, – настоящая артистическая студия. Авангардистские плафоны спускались с потолка на витых шнурах едва ли не до пола. Мебель пугала блеском стекла и никеля, в углу находилось подобие барной стойки с тремя круглыми табуретами, а на черной тахте могли просторно разместиться человек десять. Среди разбросанных подушек сидел плюшевый лев, приближающийся к натуральной величине, лапами он обнимал раскрытый ноутбук. Украшением стен служили абстрактные полотна. Камин, правда, был электрический, но совсем как настоящий. Все это великолепие отражалось в уйме зеркал на стенах и потолке. На кухню и в ванную вели узкие арочные коридоры, обложенные натуральным кирпичом. Туда Кремер не заглядывал, но у него не оставалось сомнений, что и там поработал тот же дизайнер-футурист с изрядным приветом. Картину дополнял домашний кинотеатр с плазменным экраном и пишущим DVD-плеером. Круглые аудиоколонки возвышались на поблескивающих штангах во всех четырех углах. Журналы от «Космополитена» до «Плейбоя» и «Роллинг Стоун», компакт-диски, полные и полупустые бутылки с крепостью содержимого не ниже тридцати лежали, стояли, валялись и громоздились не только там, где можно, но и там, где по всем цивилизованным меркам совсем уж нельзя.

– М-да… – только и мог сказать Кремер.

– Нравится? – с ведьминской улыбкой спросила Алена.

– Как тебе сказать… У меня в Северной столице был приятель-художник, он жил примерно в такой же квартире. Он повесился.

– Ну и зануда же ты, Сережка. – Актриса подошла к бару и вытащила квадратную бутылку «Баллантайна». – Сегодня ты не отвертишься. У тебя завтра нет съемки, я узнавала.

– А я и не собираюсь, – усмехнулся Кремер.

Сельвинская скрылась в коридорчике, ведущем в кухню. Кремер бродил по комнате, отодвигая носком ботинка сигаретные пачки и пустые коробки от дисков, небрежно брошенные на палас. Остановился перед книжным стеллажом, пробежал взглядом по корешкам книг. Подбор литературы его несколько удивил. «Жизнь двенадцати цезарей» Светония, история дипломатии в трех томах, «Застольные разговоры Гитлера», Алистер Кроули на английском, дневники Геббельса, маркиз де Сад (академическое издание), «Утро магов» и даже «Майн Кампф» на русском языке. Ни Станиславского, ни Шекспира, ни дамских романов. Сверху на книгах он увидел серый прямоугольник какого-то удостоверения или пропуска. Взял его, развернул. То, что он прочел, удивило еще сильнее. Алена Сельвинская начинала все больше интересовать его.