В первые секунды, когда бронепоезд внезапно тронулся и фермы моста стали все быстрее отъезжать назад, полковник просто глазам своим не поверил! Но стук колес под полом штабного вагона свидетельствовал: нет, ему это не мерещится! Такого не могло быть, однако было! Неужели Ванчура с командой уже управились с цистерной, слили ее содержимое в Серет и теперь на всех парах уходят? Но почему, в таком случае, комендант ему об этом не доложил? Нет, не могли они управиться так скоро! Тогда в чем же дело?! Почему и куда двинулся бронепоезд?! Рудольф Хейзингер пребывал в сильнейшем беспокойстве…
Он попытался связаться с Ванчурой – ничего не получилось. А колеса между тем стучали все чаще и чаще…
Тогда Хейзингер вызвал по внутренней связи машиниста и взвинченным, срывающимся на крик голосом потребовал объяснений:
– Что, черт меня побери, происходит?! Отвечайте немедленно!
Вот этого момента как раз и дожидался Голицын. Теперь пришла пора пошуметь, пострелять и побезобразничать: связь после вызова работает в режиме дуплекса, в обе стороны, и сейчас полковник слышит все, что происходит на паровозе.
Сергей принялся стрелять в окошко паровоза сразу из двух своих стволов, держа револьвер и трофейный «парабеллум» поближе к переговорной трубе внутренней связи. Резонанс в паровозной будке усиливал звуки выстрелов, грохотало так, словно бы на локомотиве схлестнулись в ожесточенной перестрелке целых две роты. Для усиления эффекта Голицын выдернул кольцо из последней оставшейся у него гранаты – все равно больше не нужна! – и отправил ее туда же, за окно. Он рассчитал правильно: «лимонка» взорвалась почти под колесами штабного вагона.
Машинист, под дулом револьвера Гумилева и под его диктовку, прокричал в переговорную трубу:
– Паровоз захватили русские диверсанты! Идет бой, мы умираем, но не сдаемся!
Первая фраза была чистой правдой, а вторая – столь же чистой ложью: какой там, к лешему, бой! Но Хейзингер-то видеть этого не мог, а грозные звуки, долетающие до него по внутренней связи, свидетельствовали: да, там, на локомотиве, сражаются! Вот на это Голицын и рассчитывал.
– Спасайтесь, господин полковник! Часть диверсантов двинулась к штабному вагону! – продолжал под диктовку Гумилева врать машинист. – Прыгайте, пока не поздно! Иначе они до вас доберутся!
Тут Гумилев, отстранив машиниста от переговорной трубы, очень натурально изобразил предсмертный хрип: ну точно, кинжалом беднягу по горлу полоснули! Завершающий, так сказать, штришок психической атаки на Хейзингера.
Атака удалась! Полковник швырнул переговорное устройство в стенку вагона, заметался, точно крыса на свету…
– А теперь ты, твой помощник, кочегары и охранники в самом деле прыгайте, – спокойно сказал поручик Голицын, обращаясь к машинисту. – Дальше поезд поведем мы. Скорость невысокая, так что, если повезет, даже ноги не переломаете. Брысь отсюда!
Дважды повторять не пришлось: шестеро австрийцев горохом сыпанули в открытую дверь паровозной будки и закувыркались по откосу насыпи.
– А теперь, Коля, вставай за рычаги, а я уголек в топку пошвыряю! – сказал Сергей.
– Не княжеское это дело, паровозным кочегаром работать! – рассмеялся Гумилев.
– Ничего, это не слишком надолго! – Голицын ухватил совковую лопату и принялся швырять уголь. – Через три минуты давай два гудка и прибавляй ход до максимального. Уже совсем недалеко осталось!
Гумилев кивнул: он прекрасно знал, до чего именно осталось «недалеко», рассказал ему Голицын о результатах своей рекогносцировки. В ближайшие пять минут Николаю Степановичу предстояло заняться любимым делом: подергать смерть за усы…
Щербинин не ошибся в своем прогнозе: у Рудольфа Хейзингера не выдержали нервы! Слишком ярко полковник представил себе, как в штабной вагон врывается орда пьяных от пролитой крови дикарей. Они ведь в плен брать его не будут! Вырезали локомотивную бригаду, его тоже полоснут кинжалом по горлу – и конец! Нет, нужно срочно спасать свою жизнь, и шут с ними, с наградами, званиями и аудиенциями у кайзера. Тут, того и гляди, со святым Петром аудиенцию устроят!
Здесь Хейзингер, думается, заблуждался: навряд ли после кончины полковник оказался бы у райских врат. Скорее уж его путь лежал бы в совсем другое и очень теплое местечко, где смола кипит, сковородки шкворчат и обслуживающий персонал сплошь с рогами и копытами…
Хейзингер кинулся к двери вагона, отпер ее, оказался на подножке штабного вагона. Встречный ветер бил в лицо полковника. Хейзингер глубоко вдохнул и прыгнул вниз. Грамотно прыгнул, спиной назад, против хода состава, гася прыжком инерцию движения.
А мгновением позже вслед за полковником Хейзингером метнулись с крыши штабного вагона двое – Щербинин и Юсташев.
Еще через десять секунд паровоз дал два длинных гудка и начал прибавлять ход.
Передвижная засада: вот в чем была изюминка плана Голицына! И план сработал идеально: Хейзингер практически немедленно оказался в теплых объятиях Ибрагима Юсташева с приставленным к горлу кинжалом. Вот так, от судьбы не уйдешь! Особенно если ей помогают смелые и решительные люди.
Голицын не мог до обусловленной встречи со Щербининым и Юсташевым знать, удался ли его план пленения полковника Хейзингера. Поручик знал другое: прозвучали два гудка, и их товарищи должны были по тому сигналу покинуть крышу штабного вагона. Теперь поторопиться следовало самому поручику вместе с Гумилевым, потому что бронепоезд, на котором остались лишь они двое, стремительно приближался к тому самому узловому разъезду, на который Голицын наткнулся во время предварительной рекогносцировки.
– Николай, пора! Уходим!
Они спрыгнули по разные стороны несущегося вперед и теперь совсем безлюдного бронепоезда.
На полном ходу бронепоезд проскочил стрелку, предварительно переведенную Голицыным, промчался под семафором и ворвался на запасной путь разъезда. На пути же стоял, дожидаясь отправки, эшелон с боеприпасами и топливом для австрийских аэропланов, танков и автомобилей.
Удар был страшен! Раздался чудовищной силы взрыв, и разъезд накрыла волна кипящего белого пламени.
Это была вторая изюминка плана поручика Голицына!
Путь домой, на русскую сторону фронта, оказался куда проще и быстрее, чем двухсуточная охота за Хейзингером: грузовичок с Гумилевым за рулем проскочил австрийские тылы, словно острая иголка ветхую тряпицу. Тут сыграл свою роль прощальный фейерверк, устроенный Голицыным: австрийским военным и жандармам стало не до пропавшего полковника Хейзингера.
В кузове грузовичка подпрыгивал на ухабах под бдительным присмотром Ибрагима Юсташева надежно связанный Хейзингер. Компанию фельдфебелю поочередно составляли то Голицын, то Щербинин. Пока один из них вынужденно любовался мрачной физиономией Хейзингера, второй отсыпался в кабине грузовичка рядом с Гумилевым, который бессменно вел машину.