Юденич задумался.
— Мне подобный подход к данному вопросу как-то не пришел в голову, — сказал он после непродолжительной паузы. — Но соображаете вы хорошо! Хоть я по-прежнему не верю в версию с лагерем военнопленных, но… Кашу маслом не испортишь. Я даю санкцию, берите этого… Дерунова?.. Ах, Дергунцова…
…В сиреневой воде озера Ван заблестела первая далекая звезда. Четыре фелюги под едва различимый плеск весел отвалили от берега. По расчетам поручика Голицына его отряд должен был пересечь озеро к самому началу рассвета, это самое лучшее время для диверсионных дел: час «между волком и собакой». Человеческую физиологию трудно обмануть! Давно известно, что именно в это время спать хочется сильнее всего, внимание рассеивается, движения замедляются… Самые трудные караульные смены приходятся на эти час-полтора; на сонных осенних мух становятся похожи караульщики.
Генералы Юденич и Огановский с надеждой смотрели с берега вслед удаляющимся фелюгам: помоги, Господь, поручику Голицыну, чтобы у него все прошло удачно!
По Невскому проспекту в направлении от Николаевского вокзала к Дворцовой площади двигался, чуть слышно пофыркивая мотором и сияя лакированным металлом, длинный черный автомобиль с императорским вензелем на дверцах. Вензель свидетельствовал о принадлежности автомобиля к дворцовому гаражу. На мягком, обтянутом вкусно пахнущей кожей заднем сиденье расположился министр двора, член Государственного совета, граф Владимир Борисович Фредерикс.
Владимир Борисович пребывал в отвратительном и тягостном настроении: уже третий год он страдал от бессонницы, этой ночью ему опять удалось заснуть лишь перед рассветом, но тут в большой палец правой ноги Фредерикса вцепилась своими безжалостными когтями подагра. Насилу удалось после трехчасовых мучений снять приступ. Надолго ли?
«Мне уже далеко за семьдесят, — грустно думал Владимир Борисович, — чего ж еще ожидать? От старческих болячек и немочи не убежишь, не спрячешься. Пора и на покой. На вечный покой, под березку. Но государь говорит, что я нужен ему и августейшему семейству. Так что тащи свой воз, старый коняга, покуда не упадешь прямо в постромках…»
Граф и министр не мог предположить, что через несколько минут он получит такой сюрпризец, что его теперешнее мрачное расположение духа покажется ему безоблачным ребяческим весельем.
Шофер остановил автомобиль на углу Литейного проспекта: он пропускал свадебный кортеж из украшенных флердоранжем конных экипажей. Пусть гремит война, но жизнь и весну ей не задушить, свадьбы в Петрограде все-таки играются!
К черному автомобилю министра подбежал мальчишка, продающий газеты:
— Последние кошмар-р-рные известия! Сенсационные ужа-а-асные новости! Член императорского семейства сбежал на турецкий фронт! Покупайте «Петроградский листок»! Великий князь желает сражаться с супостатом! Кошмар! Сенсация!
Что?! Владимир Борисович позеленел, судорожным движением сунул мальчонке монету, выхватил у него газетный листок. Вот тут Фредерикс мигом позабыл о своих старческих хворях и искреннем желании отправиться на покой под березку.
На первой полосе под хлестким заголовком «Юный Романов сбежал бить басурманов!» красовалась фотография великого князя Николая. Фредерикс сразу же обратил внимание на то, что фотография эта была такой же, как та, которую он недавно вручил гусарскому поручику, князю Сергею Михайловичу Голицыну.
— Поезжайте, любезный, на угол Невского и Фонтанки, там сверните к Аничковому дворцу, — хриплым придушенным голосом распорядился Фредерикс. Владимиру Борисовичу не хватало воздуха, в левом подреберье кололо, словно шилом. Но сейчас престарелый сановник не обращал ни малейшего внимания на эти грозные симптомы.
Император и Самодержец Всея Руси Николай II принял своего министра двора в ореховой гостиной Аничкова дворца. Оставаясь с глазу на глаз, двое этих людей не очень-то обременяли себя сложностями придворного этикета, слишком давно царь знал Фредерикса, а Фредерикс царя.
Старый вельможа прекрасно помнил деда Николая II, Александра Освободителя. В трагическом марте восемьдесят первого, когда злодеи убили Александра II, Владимиру Борисовичу шел уже пятый десяток. Как живой стоял перед внутренним взором министра двора и сын убиенного монарха, батюшка нынешнего императора, Александр III Миротворец. До чего могучий был мужчина! Кочергу узлом завязывал, карточную колоду пополам одним движением разрывал, пятаки в трубочку сворачивал, в одиночку на медведя с рогатиной ходил!
«Неважно выглядит государь, — думал Фредерикс, — лицо бледное, мешки под глазами. А ведь он еще молод, нет и пятидесяти. Тревоги, заботы, громадный груз ответственности за всю империю. А теперь вдобавок такое огорчение! Быть императором — это ведь не только нести священную обязанность и исполнять долг, наложенный Всевышним, это еще и профессия. Тот, кто полагает, что профессия царя легка и необременительна, весьма жестоко заблуждается. Ах, Николенька! Что же ты натворил, мальчишка глупенький…»
Они сидели друг напротив друга за столиком из полированного африканского базальта, подаренным, по преданию, императору Павлу I каким-то эфиопским негусом. На столике лежал злополучный «Петроградский листок».
С брезгливой гримасой царь кивком указал на газету:
— Кто-то говорил мне, граф, что эта газетенка настолько желтая, что в журналистских кругах Петрограда ее иначе как «Болезнью Боткина» не называют. Бульварщина. Не столь уж сложно дать официальное опровержение, объявить статейку газетной уткой и дезавуировать материал. Но откуда щелкоперам стало известно о печальном инциденте с великим князем? Значит, произошла утечка информации. Дыру в дамбе пальцем не заткнешь. Теперь представьте, если подобный материал дадут заслуживающие доверия, серьезные издания, скажем, наши «Биржевые ведомости», английская «Таймс» или французская «Нувель обсерватер». Про германские «Вельт» или «Унзере цайт» вовсе думать не хочется…
— Уже представил, ваше величество, — вздохнул Фредерикс. — Дыру в дамбе, как вы, государь, изволили выразиться, необходимо заткнуть накрепко. Для этого прежде всего нужно выяснить, кто ее просверлил! Посвященных в историю с побегом Николеньки было не так уж много. Есть у меня некоторые соображения на этот счет…
— Вот и займитесь вплотную этим вопросом, Владимир Борисович! Я очень рассчитываю на ваш опыт, ваш ум и вашу преданность престолу и лично мне.
— Будет исполнено, государь.
— Если с бедным мальчиком что-нибудь случится… — царь порывисто поднялся из кресла. — Сидите, граф, какой тут, к лешему, этикет! Просто у меня душа не на месте, очень меня страшат некоторые перспективы. Ведь от Николки до сих пор никаких известий?
— Лично от него никаких, государь, — печально ответил Фредерикс. — Но… По непроверенным данным, конфиденциально поступившим от командующего Кавказским фронтом генерала Юденича, не исключено, что великий князь похищен черкесами. Я еще не успел детально разобраться в том, что там произошло. В силу понятных причин мне бы не хотелось подключать к решению этого деликатного вопроса особый корпус жандармов.