– Это что же это такое? – растерянно прошептал Александр, когда тележка отдалилась на достаточное расстояние и можно было перешептываться, не опасаясь быть услышанными. Он не знал, что и думать. – Ты же говорила, что они трусы и кроме подлости ни на что больше не способны… – запаниковал он. – Только, похоже, получается, что ты их явно недооценила. – Он с укоризной и болью бросил Веронике обвинение. – Не знаю, как ты вычислила то, что эти два субъекта окажутся именно здесь, что ты знаешь об Изольде, об этом ящике и вообще – об этом деле, но ты как хочешь, а я иду в полицию, – заявил о своих твердых намерениях Оршанский. – Похоже, тут все обстоит гораздо сложнее, чем мы с тобой предполагали, – сделал он свои выводы, – и собственными силами в этой ситуации нам с тобой не обойтись.

– Подожди, – остановила его гимнастка, – не впадай в преждевременную суету. Это может только навредить. Полицию вызвать мы всегда успеем. – Вероника попыталась успокоить журналиста. – Не забывай, что они – артисты цирка, – мягко урезонивала гимнастка своего взволнованного напарника, – привыкли разыгрывать, кокетничать с публикой, показывать фокусы. Я вполне допускаю, что вот именно сейчас они провоцируют нас – тебя и меня – везут пустой ящик, чтобы мы ударились в панику и вызвали полицейских. Эти двое, – гимнастка кивнула на удаляющихся дрессировщика и иллюзиониста, – они, может быть, и трусы, и подлецы, но дураками их никак не назовешь. Смотри, что получится: прибывает отряд местного спецназа, заламывают им руки, а за что, если ящик – пустой? – Вероника обрисовывала картинку возможного развития событий. – Тогда полиция берется за нас. Почему вы решили, что в ящике – труп? Вы точно знаете, что девушка мертва? – Вероника начала проводить предполагаемый допрос. – А если нет, тогда как вы объясните свое нахождение на пляже во втором часу ночи? Ну, и так далее, и тому подобное. Жилы тянуть фараоны умеют, – закончила она. – Еще раз говорю – не надо спешить.

– А что, – неоспоримость логических выводов Вероники разозлили журналиста, – мы так и будем сидеть здесь и строить предположения? Надо же что-то делать!

– Надо, – согласилась гимнастка, – сейчас мы медленно встанем, – она начала излагать свой план, – и незаметно, повторяю, незаметно, крадучись, пойдем за Заметалиным и Жозеффи. Куда-то же они направляются, верно?

– Естественно, – согласился Александр, – не погулять же они вышли с тележкой.

– Значит, где-то остановятся, – подытожила Вероника, – и станут разбираться с грузом, если он есть в ящике. Мы посмотрим, что там у них такое, и, исходя из этого, будем ориентироваться, стоит ли нам вызывать блюстителей правопорядка. Пошли, – коротко приказала она, и парочка тронулась следом за иллюзионистом и дрессировщиком.

– Непохоже, что ящик пустой, – с сомнением покачал головой Оршанский, – вон, какая колея глубокая. Да и тащили они тележку с явными усилиями, перекуривали, отдыхали. Зачем им заниматься таким натурализмом?

– Вот сейчас и узнаем, – тихо ответила девушка и снова прижала палец к губам. Здесь уже следовало быть максимально осторожными, потому что Заметалин и Вольдемар Жозеффи свернули к морю, добрались до самой кромки прибоя и закатили тележку под небольшой пирс, с которого обычно рыбачат любители морской ловли. Через несколько секунд оба злоумышленника вышли из-под бетонного навеса, держа в руках самые обыкновенные лопаты, очевидно, заранее припрятанные в тележке, и принялись истово копать, сосредоточенно сопя. Минут через пятнадцать, которые для Александра показались целой вечностью, криминальный дуэт отрыл яму довольно приличных размеров – высотой почти в человеческий рост. Выбравшись на поверхность, дрессировщик и иллюзионист воткнули лопаты в образовавшийся песчаный холмик и двинулись сгружать поклажу. Спустя некоторое время к мерному и спокойному шуму моря добавилось натужное кряхтение, звуки беспорядочной возни, и вскоре из-под черного провала пирса показались две фигуры, которые с большим усилием волокли реквизитный ящик. Добравшись до края отрытой ямы, они тяжело опустили на песок свою ношу и присели на крышку, намереваясь немного отдохнуть и после этого уже довести до конца начатое ими черное дело.

– Она там! – не выдержав напряжения, сдавленным шепотом произнес Александр. – Вероника, она там!

– Тихо, – еле шевеля губами, ответила гимнастка. – Если Изольда мертва, то мы ей уже ничем не поможем.

– Как ты можешь так спокойно об этом говорить? – Оршанский еле сдерживался, и Вероника, боясь быть услышанной, дала знак к отступлению. – Не знаю, что там, – произнесла девушка, когда наблюдатели отползли на достаточное расстояние, – надеюсь, не труп Изольды, – при этих словах Александр нервно всхлипнул, – но что-то в этом ящике явно есть. Тележка – это одно, но тащить с таким напряжением, как это делали Заметалин и Жозеффи, можно только очень тяжелый груз, в этом я не сомневаюсь.

– Они убили ее, – зло скрипнул зубами журналист, готовый ринуться в бой и карающим ангелом обрушиться на головы кровожадных злодеев.

Вероника почувствовала состояние своего спутника и протянула Оршанскому свой мобильный телефон:

– Все, – подвела черту под этим делом воздушная гимнастка, – ждать больше нечего. Вызывай полицию.

Отговаривать девушку или объяснять, что этими типами должна заниматься не местная полиция, а родная, российская ФСБ не имело смысла, и Александр достал трубку мобильного телефона. В конце концов, он сделал все, что мог…

Застревая своими широкими пальцами в элегантных и узеньких кнопках женской модели, после нескольких неудачных попыток набрал наконец долгожданный номер «сто девятнадцать»…

Глава 37

Изольда с большим трудом, медленно разлепила тяжелые веки. В полной темноте, которая поначалу плотной пеленой обступила девушку, потихоньку стали вырисовываться очертания каких-то предметов, назначение которых ассистентка иллюзиониста пока не могла определить. Голова соображала плохо, каждое движение век давалось с большим трудом – закрытые глаза не хотели открываться, и очень сильно клонило в сон. Однако спать было никак нельзя. Изольда по-прежнему была совершенно беспомощна – прочно привязана скотчем к креслу, рот заклеен, помещение незнакомое и, скорее всего, для верности еще и запертое на замок.

Слава богу, что эти мерзавцы, дрессировщик и иллюзионист, не догадались прикрутить к чему-нибудь голову, и Изольда стала с силой трясти ее из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть последние остатки тягучего, липкого сна. Наваждение постепенно отступило, и ассистентка стала внимательно осматривать помещение, пытаясь сообразить, куда ее поместили и есть ли какой-нибудь способ освободиться от пут и выбраться из этого неприятного заточения на волю.

Последнее из того, что помнила девушка, – это купол шапито над головой, яркий луч направленного на нее прожектора, себя, сидящую связанной возле фанерного щита, и свирепый оскал дрессировщика, который замахнулся метательным ножом Вольдемара Жозеффи, намереваясь проткнуть гордое девичье сердце.

Изольда их не боялась. Наоборот, они смертельно боялись беззащитную девушку, и она это чувствовала. Да, эти подлые создания похитили ее, связали, залепили рот, угрожали расправой, издевались… Трусы, мерзавцы! Изольда и не собиралась никого звать на помощь. Она гордо и самоотверженно… Хотя – нет, ничего подобного не было, и врать нехорошо, даже себе. Временами было страшно, и даже очень. Она не верила, что ее бывший партнер Вольдемар Жозеффи способен причинить ей боль или вред, но садистский взгляд и обещания дрессировщика, да еще то, что временами он и вовсе терял над собой контроль, не сулили девушке ничего хорошего.