– Любомир! – бросилась к нему «боевая подруга», свалилась на колени, стала переворачивать.
– Ух, е… синячище будет… – закряхтел Рачной, вставая на колени. – Спасибо, родная, что не забываешь… Бронежилет, Михаил Андреевич, а ты что подумал? Не волнуйся, бежать смогу…
Собственно, я не волновался, сможет ли бежать Валерий Львович, равно как и вся его прореженная команда. Но бежали они справно. Впрочем, недолго. Ощеру, подарившего нам секунд пятнадцать, уже пристрелили. Спецназовцы валили толпой, старший скомандовал ускорить шаг. И пули их ложились все точнее… Растительный коридор уже кончался, от леса его отделяла небольшая пустошь. Секунды до леса, но под жестким автоматным огнем эти несколько секунд могли стать вечностью…
– Валерий Львович, уж не обессудь, надо бой принимать… – прохрипел я, падая в траву. – Надеюсь, ты своим людям не только мозги мусорил, но и обучал их основам ведения боя?
– Не волнуйся за моих людей… – Рачной вник в ситуацию. – А ну, ложись, земляне! Ушак, Тихомир, к бою! Покажем этим остолопам! Виола, сгинь куда-нибудь на хрен…
– Не сгину, Любомир, – ворчала девица, ворочаясь в траве и стаскивая со спины автомат. – Вместе веселились, вместе и помрем, любовничек, мать твою…
Этот боевой эпизод чем-то напомнил сражение при Фермопилах. На роль солдат царя Леонида мы, конечно, не годились, но тактическая позиция взывала к ассоциациям. Коридор из кустарника, атакующая волна… Спецназ не разобрался в ситуации. Они бежали в полный рост, на инерции. Светлячки фонарей бесились перед глазами. Мы еще не были в этом свете, и не стоило тянуть. Я привстал на колено, вставил прорезь стрелы в тугую тетиву, натянул. Сдавило мышцу в левой руке. Хлопнуло, пропела струна. Со смачным хрустом наконечник порвал чешуйки бронежилета и проткнул тело. Жертва сдавленно вскрикнула, фонарь покатился по земле.
– А лешак-то не промах… – одобрительно заметила Виола.
И мы открыли огонь – все разом. В узком пространстве это было что-то мрачное. Спецназ валился как подкошенный. Умирали, возможно, не все, благодаря кевларовым одеждам – но из строя выходили. Демонически хохотал Рачной, высаживая очередь за очередью. Орала на протяжной ноте Виола – и где Валерий Львович раздобыл это «счастье»? Матерились Ушак с Тихомиром…
Патроны у врагов закончились одновременно. Ругаясь, хлопали себя по поясам и карманам. Поднялись еще двое, побежали, строча от пуза. Я натянул стрелу, послал ее точно в цель… и лук переломился! Вот тебе, бабушка, и… Смельчак свалился в нескольких шагах от меня. Но подбегал второй, вопя, как горластая баба. Свистнуло над ухом – Степан метнул топорик. Отличная возможность применить свои умения на практике. Отточенная сталь взломала грудную клетку, и еще одним спецназовцем на свете стало меньше.
– Уау!!! – восторженно взвыла Виола, вставляя магазин.
– К лесу! – скомандовал я. – Бегом марш!
Мы с коротышкой уже неслись – к чертям собачьим эту войну! Секунды отмерялись в голове ударами кувалды. Кто-то из «сподвижников» – то ли Ушак, то ли Тихомир – после боя уже не поднялся, лежал по стойке смирно. Остальные выпустили несколько очередей и помчались, обгоняя нас. Всей толпой мы влетели в лес, попадали за поваленные деревья. Кто-то закричал – я слышал, как хрустнула кость.
– Луговой, куда бежать? – хрипел Рачной. – Здесь не видно ни зги…
– Оружие к бою, Аники-воины… – Трезвый рассудок мне пока не изменял. – Укрыться за деревьями, ждать… Как пойдут – стреляют все!
Свистопляска не кончалась. Но решение я принял удачное. Взбешенный спецназ выбегал из кустов – им и в голову не приходило, что мы опять устроим им засаду. Автоматы застучали, когда они бежали по открытому пространству. Люди падали, кувыркались. Кто-то попятился, пустился наутек. За ним побежали другие, падали в кусты, зарывались в ядовитый щитовник. Степан метнул второй топор, но, кажется, не попал.
– А вот теперь пошли! – гавкнул я. – Степан, во главу колонны! На Сонькину топь! Валерий Львович – фонарик Степану! У нас не больше минуты, чтобы смыться. Идем по одному, руку на плечо товарища…
– В гробу я видал таких товарищей, – ворчал Степан, – их товарищи в лесах под Тамбовом лошадь доедают…
В какой-то момент я сообразил, что за мной идут лишь двое – Рачной и его подруга (я так и не видел ее лица; готов держать пари, она была страшнее лошади). Последний «рядовой» сломал ногу, прыгая через поваленное дерево. Он жалобно стенал вдогонку, просил не оставлять его в беде, взять с собой, он может прыгать и на одной ноге… Происшедшее покоробило – уж лучше бы Рачной пристрелил своего холуя. Впрочем, когда мы спустились в низину и ветки кустарника сомкнулись за спиной, прозвучала короткая очередь. Оппоненты пленных не брали.
Мы уходили в глубь низины. Затопленных участков вблизи опушки было немного, мокрая земля проседала под ногами, но не засасывала. Деревья и кустарники громоздились стеной. Упавшие деревья висели на живых, залежи ломаных бескорых веток, сучья, вставали баррикадами трухлявые стволы. Степан неплохо знал дорогу на Сонькину топь, и мы практически не останавливались, хотя и двигались по витиеватой траектории. Я приказал Степану переключить фонарь на рассеянный свет – вряд ли за стеной растительности заметят огонек, но рисковать не стоило. Мы забирались в самую глушь – царствие водяного и кикимор. Двигались в колонну, след в след, раздвигая ветки, а где-то проползали, чтобы не повредить глаза. Степан ворчал, что только об этом и мечтал, что у него, вообще-то, свидание и он бы еще мог успеть…
– Ничего не слышу… – хрипел за спиной Рачной. – Виола, ты что-нибудь слышишь? Идут за нами?
– Не слышу, Любомир… – отдувалась девица. – Хор кастратов в ушах… Слышь, Сусанин, как ты думаешь, эти долбоклювы будут нас преследовать?
– Ты у какого Сусанина спрашиваешь? – недовольно проворчал я.
– Да у тебя, блин…
Воспитание эта представительница слабого пола явно получила поверхностное.
– Будут, не волнуйся, – отозвался я. – У них фонари, да и наши следы прекрасным образом отпечатались. Но нас не догонят. Скорость, с которой мы идем, максимальная для этого леса.
– Им еще следы читать надо, – соглашался Рачной. – Как же вышло, Михаил Андреевич, что ты оказался на краю Каратая в столь… хм, скажем, необычном для себя амплуа? Ох, и наделал ты шороха перед своим исчезновением!.. Благомор метал молнии, тебя искали по всему Каратаю, у меня был приказ взять тебя живым, добыть информацию и умертвить самым мучительным способом… Да ты не бойся, столько воды утекло с тех пор, кого сейчас волнуют старые приказы Благомора…
– Не поверишь, Валерий Львович, ни капельки не страшно. А уж тебя-то точно не боюсь. Отбоялся свое, хватит уже. Кстати, если зашел такой разговор, должен доложить, что вся моя героическая деятельность во вред режиму Благомора началась с банальной подставы…
Я стал рассказывать, что никогда не помышлял о диверсиях, с заговорщиками не якшался, напротив, выискивал их и сдавал «правосудию». Благомору был лоялен, а то, что проявлял излишнее любопытство, так это черта характера. Словом, я доставлял удовольствие своей совести, дал ей годичную передышку. Какие уж теперь тайны? Я поведал о злокозненном отношении некоего Стрижака (мир его праху), об уважительных причинах, подвигнувших его на такое отношение. О том, как спелись Стрижак с моим информатором Плюгачом, что из этого вышло – как мы влезли в операцию, проводимую Филиппычем, почему он, собственно, умер (Филиппыч), и о том, что я до последнего момента не верил в существование параллельного мира, на котором и строился главный бизнес Благомора. А то, что в распадке Бушующих Духов случился обвал, повлекший катастрофические последствия, виновен опять же не я, а некий нервный стрелок, плохо читавший инструкции.