А с другой стороны, «разведданные» об интересном положении будущего президента становятся как бы достоянием «широких конспирологических масс». Если кто-то подключился к телефону, он полностью в курсе, что «Бастион» уже знает. И ликвидация Туманова и его команды уже не актуальна. Разве что в качестве «вендетты», но этим адепты Ордена как раз не страдают. Они прагматики и делают только то, что имеет смысл...
Несколько минут он размышлял, не вкралась ли в рассуждения ошибка. Ладно, плюнь, посоветовал внутренний голос. Иди и выпей. В твоей ситуации опасность может вылезти даже из розетки.
Хильда с распущенными волосами, в переднике, украшенном вышивкой, суетилась на кухне. Приветливо улыбаясь, объяснила Туманову на ломаном королевском, что все уже поели, он может пройти в столовую (уютную комнатушку за стенкой), она принесет ему покушать. Имеется пюре из кольраби, икра, мясо кита, нежнейший сыр из козьего молока, а также рыба. Из духовочного шкафа доносился резкий запах. Норвежскую рыбу, он где-то слышал, готовят своеобразно: солят, сушат, вымачивают в щелоке, а после этого жарят в горячей духовке. Насчет вкусовых качеств неизвестно, но запашок... Павел вежливо отказался от рыбы, поклевал пюре, попробовал взбитые сливки с рисом, выпил четыре чашки кофе, уничтожив попутно вазочку марципанов и запеченную под сметаной куриную печень, и, в целом довольный, появился в гостиной.
Здесь ничто не напоминало о былых сражениях. Газарян обзавелся шерстяным свитером с рисунком в национальном стиле. Он сидел, развалившись, в кресле, сыто икал и любезничал с Хильдой, которая уже сняла передник и осталась в белой блузке, жилетке и шерстяной юбке. На каком языке они любезничали, было неизвестно, поскольку в холле играла мрачная медитативная музыка. Было видно, как им приятно вдвоем. Рудик уже порядком набрался, блаженно щурился, поглаживал Хильду по узкой ладошке. Туманов смутился, хотел уйти.
– Командир! – вскричал Газарян. – Ну, и года не прошло! Давай сюда! Выпить желаешь?
– А ты еще не выпил? – проворчал Туманов, присев на соседнее кресло.
Рудик простодушно хохотнул.
– Я уже час тут пью.
Закуски на столе не было. Нормальный алкогольный принцип – «семь раз отпей, один отъешь».
Газарян забрался под журнальный столик, извлек початую бутылку вина, прочитал название на этикетке:
– «Сhateau Du Brandelet»... Нет, не то. Бабская водичка, сами пусть пьют свой «брандулет», – он погладил Хильду по синеватому запястью, нежно посмотрел в глаза. – Удивительная женщина... Давай вот это, имбирная водка, не хуже нашей. – Он достал увесистый штоф, дополнительный бокал, разлил уверенной рукой. Хильда прошептала ему что-то на ухо, поднялась с подлокотника дивана, приятно улыбнулась Туманову и ушла, покачивая бедрами.
Газарян, облизнувшись, посмотрел ей вслед.
– Замечательная женщина... Правда, старше меня на двенадцать лет, но я потерплю. Давай, командир, с извращением, что ли.
После первой же рюмки голова поплыла. Павел выпил вторую (чтобы протрезветь).
– Держи, – Газарян, как завзятый фокусник, извлек откуда-то яблоко. – Грызи, Павел Игоревич, не бойся, не отравленное.
Все проблемы пустились в бегство. Их не было. Туманов сидел, разморенный, убаюканный сопливой музыкой, тянул ароматную водку. Болтовня Газаряна как-то ненавязчиво погружала в сон. Рудик говорил о том, что хорошо бы сменить гражданство, остаться в Норвегии, пожить немного у Хильды – она чудовищно мила, и будь он трижды кастрат, если не проведет с ней эту ночь. Что она не замужем – норвежские женщины в широкой своей массе не любят брак, им и без него хорошо. Что он тут полистал гламурные журнальчики. Норвегия, оказывается, не только царствие снега и ледников. Здесь много достопримечательностей. Парк Фрогнер в Осло, где выставляет свои скульптуры знаменитый Магеллан... нет, Вигелан. Композиции состоят из обнаженных тел – с ума сойти можно! А церковь в Мортунде, где они сейчас находятся, не просто так молельная изба, а памятник истории с вертикальной деревянной кладкой XVI века...
– Я ей приглянулся, командир, – вернулся Газарян к наболевшему и покосился на дверь. – Ну, не сказать, что я такой уж белокурый голубоглазый викинг, но ей-богу понравился...
Он был уже основательно подшофе, когда в гостиной возникла Оксана. Украдкой улыбнулась, посмотрев на выпивающих, подошла к музыкальному центру и что-то там поменяла. Музыка сделалась ритмичнее, но все равно усыпляла. Образы Оксаны и болтливого собеседника расплывались, Павел смутно помнил, как она извивалась под музыку, потом оказалась у него на коленях, пила из горлышка «брандулет».
– Не напивайся сильно, Туманов, – звенел в голове горячий шепот. – Я буду ждать в твоей постели... или в своей постели. Не важно. Если захочешь, найдешь меня.
Когда девушка уходила, она будто растворялась в дымчатом воздухе; его тянуло к ней, но не было сил подняться. А тут еще и Газарян подкалывал, болтал, подливал в бокал, шутил...
– Давай еще по одной, командир, и хватит. Мы же не придурки, понимаем, что напиваться нельзя. Вдруг не проснемся? Обидно будет. Чокнулись, Павел Игоревич. И топай за Оксанкой. Излей ей душу в душевной балладе.
Туманов проспал в комнате девушки пару часов и проснулся. Сна как не бывало. Похмелье не мучило – многолетние «тренировки» не проходили даром. Тишина в гостинице царила убийственная. Странный зеленоватый свет струился по комнате, выходящей на север. Поначалу Павел не отметил ничего необычного – выпивка и усталость могут и до дальтонизма довести. Девушка застонала во сне, заворочалась. Выпал пистолет из-под подушки, глухо стукнулся о коврик. Она не слышала, продолжала сопеть. Он погладил ее по голой спине, поднялся, чтобы обойти кровать и вернуть оружие на место. Улыбнулся – кто-то под подушку деньги кладет, кто-то выпавшие молочные зубки, а вот Оксана – пистолеты. Он попал в зону свечения, удивленно посмотрел на свои переливающуюся загадочным светом руку. Подошел к окну, отдернул штору...
И почувствовал что-то вроде благоговения. Небо на севере переливалось – как хрусталики в калейдоскопе, если смотреть на них сквозь мутное стекло. Волнистые сполохи прорезали небо. Свечение то пропадало, то появлялось. Оно не касалось земли – висело высоко над горизонтом. Зрелище завораживало. Сияние меняло цвет – из зеленого становилось голубым, добавлялись розовые оттенки, лиловые, а потом опять небо равномерно зеленело.
Туманов слышал от кого-то, что северное сияние непредсказуемо. В декабре и феврале оно появляется на небе регулярно, а в январе – от случая к случаю. Ни вчера, ни позавчера никаких чудес на небе не было...
Душевного подъема он, впрочем, не ощутил. Скорее безотчетную тревогу. Павел задернул шторы, чтобы сияние не донимало, на ощупь добрался до кровати, лег, прижавшись к обнаженному женскому бедру. Сон улетучился окончательно. Он начал выстраивать логическую цепочку. Что он видел, в чем участвовал, и было ли это тем, что ему пригрезилось? Орден с «Бастионом» чего-то мутили, и он опять оказался меж двух огней. Зачем «Бастиону» похищать у Ордена обработанного Немчинова, если он уже обработан? Уж сам доберется до Москвы, будет улыбаться, давать интервью, журить чиновников, которые вспоминают о народе только в тех случаях, когда он им на глаза попадается... Надо основательно подумать обо всех происходящих событиях. Вот его цепляют посреди Северной Венеции люди «Бастиона», везут на базу ВВС... Память прокручивала события, как кадры увлекательного боевика.