– Сейчас я из тебя шаурму буду делать!
Завертелась карусель. Мы били эту тварь ножами, резали, кромсали. Она извивалась, отшвыривала нас, мы плыли обратно, набрасывались на нее. Сомнений не было – нож в данном случае предпочтительнее пули. Та же кольчуга – чешуйки, – смыкаясь, выдерживают удар. Но если пронзаешь их острым лезвием, края чешуек расходятся, и острие проникает в тело. Мы бились, как берсерки, кромсая тварь со всех сторон. Я вонзил свой нож по самую рукоятку, провернул, начал вспарывать, медленно перемещая лезвие параллельно предплечью. Существо забилось, нож остался в теле, а меня куда-то отнесло. Я вынырнул, хватая воздух, поплыл вразмашку к плоту.
Змеюга выпустила Арлине; девица то выныривала, то погружалась, ее глаза уже мутнели. Я схватил ее за волосы, взгромоздил на плот. Из короба выскочила Анюта, не желающая оставаться в стороне, схватила ее за плечи, стала вытаскивать. Я забросил ноги девушки на настил, отдышался.
Схватка подходила к концу. Существо еще извивалось – потрясающе, оно так и не продемонстрировало свою голову! Но его движения уже слабели, из развороченного туловища сочилась кровь – слава богу, красная, хотя и смешанная с желеобразной желтоватой субстанцией. Корович, потерявший нож, тоже решил, что пора закругляться, отпихнулся и поплыл к плоту, закусив губу. Шафранов с явным сладострастием вонзил обеими руками нож в мелко подрагивающую тушу, погрузился в воду, но вынырнул, отыскал глазами плот и поплыл упругим брассом. Мы взбирались на наше многострадальное суденышко – общипанные, но не побежденные, нервно хихикали. Арлине выхаркивала воду вместе со съеденной намедни «яичницей». Анюта кричала, что все в порядке, что она будет жить и со временем даже улыбаться. Там, где была тварь, плавали пористые ошметки, прорывались пузыри. «Тоже мне бог, – бормотал, заикаясь, Корович. – Это не бог, это чмо какое-то речное. Червяк, блин, чернобыльский». Шафранов, морщась, растирал кровоточащую лодыжку – у твари, как ни странно, имелся рот, и она напоследок тяпнула его под водой – хотя и не сказать, что очень болезненно.
Коротышка схватился за шест, развернул плот к берегу. Перевязанная стеблями конструкция откровенно разваливалась. Бревна расползались по воде, трещал и гнулся короб, но мы уже заплывали под мощную раскидистую иву, разбросавшую ветви над водой. Плот уткнулся в глинистый берег, мы спрыгнули на отмель и кинулись ловить подвижные элементы конструкции. «Фигня, – бормотал, кривясь от боли в ноге, Шафранов, – мелкий ремонт, всего лишь стяжки порвались. Скрепим заново, отдохнем денек-другой, раны подлатаем, оправимся от собственного героизма...»
Нам удалось спасти практически все – лишь пара бревен уплыла по течению, и мы не рискнули за ними гнаться. Тварь еще могла быть жива, могла курсировать поблизости, поджидая момента для реванша.
Место, где мы высадились, было идеальным для укрытия. Могучая ива напоминала баобаб. С воздуха нас разглядеть было невозможно, с реки, наверное, тоже. Мощные ветви, опускаясь до воды, создавали непроницаемый экран. Внутри было сухо, а отсутствие травы компенсировали гладкие отростки корневой системы ивы, ползущие от ствола, как центробежные нити паутины. На них можно было сидеть, лежать, использовать в качестве подушек или ортопедических матрасов.
Но все не слава богу! Пространство огласил лающий рев вертолета. Он завибрировал, задребезжал, и... наступила тишина. Люди застыли со страдальческими лицами. Я приложил палец ко рту, хотя никто и не думал соревноваться в силе крика. Мы стояли и ждали, что последует дальше. Но больше ничего не было.
– Вертолет где-то сел, – прошептал Корович. – Будем надеяться, не по нашу душу...
Звук проистекал со стороны реки. Там же все и заглохло. Впрочем, чувства могли ошибаться – особенности акустики в данном районе пока не изучены. Свалка с участием «немного упитанной» речной змеи была, конечно, знатная, но сильно ли мы шумели? Корович выпустил несколько пуль из «кипариса» (незначительный треск, в отличие от уханья помповиков или, скажем, «калашникова»), а все остальное происходило без применения огнестрельного оружия. Могли, конечно, и услышать, особенно вопли некоторых дам, на которых лучше не показывать пальцем...
Я сделал знак своим коллегам. Корович понимающе кивнул, оставил на суше «кипарис» и вынул пистолет. Шафранов опустил на землю помповик... и весь позеленел от боли в ноге. Сел под дерево, посмотрел на меня с досадой – дескать, давайте сами. Мы с Коровичем разделись до трусов, тихо вошли в воду, обогнули полуразрушенный плот (проснулась интуиция и стала намекать, что он нам уже не понадобится), добрались до свисающих в воду ветвей и, привстав на цыпочки (глубина реки здесь доходила до горла), стали изучать ситуацию.
Метрах в ста – ста двадцати ниже по течению на реке покачивался, неторопливо смещаясь по течению, небольшой вертолет с обтекаемой кабиной. Ниже брюха он был оборудован специальными спонсонами для посадки на воду. Говоря автомобильным языком, обычная «малолитражка». Круглая стеклянная кабина для двух членов экипажа и небольшой закрытый задний отсек с двумя иллюминаторами – максимум на трех-четырех пассажиров. Беззащитной данная игрушка, впрочем, не была – по бокам от двух малосильных двигателей располагались пулеметы на поворотных консолях, управление которыми осуществлялось, судя по всему, по экрану из кабины. Вертолет спокойно дрейфовал, поворачиваясь то одним, то другим боком. За стеклянной кабиной просматривались белые шлемы пилотов. Головы не двигались, солнце отражалось от блестящего пластика.
«Идиллия» продолжалась минуты две. Вертолет успел отдалиться. В иллюминаторах ничто не шевелилось. Потом качнулся силуэт сидящего справа от пилота, видимо, радиста, штурмана и пулеметчика. Он куда-то потянулся, поднес что-то ко рту. Рискну предположить, переговорное устройство. Воспринял сказанное, сунул устройство на место. Через несколько секунд дробно застучал мотор, пришел в движение несущий винт. Медленно, словно нехотя, стал вращаться, разогнался, по воде побежали круги. Аппарат оторвался от воды и подался куда-то в южном направлении, пригнув нос. Вскоре шум затих. Мы с Коровичем недоуменно переглянулись: что это было? Если искали тех, кто шумел, то зачем лететь на юг?
Вероятно, экипаж выполнял текущее плановое задание, а если нас где-то и искали, то это были другие товарищи. «Почему бы нашей твари за вертолетом не поохотиться?» – раздраженно подумал я. Не дура, однако, понимает, что не конкурент увешанной пулеметами штуковине...
– Взгляни-ка, Михаил Андреевич, на ту сторону реки, – каким-то странным глуховатым голосом произнес Корович.
Я приподнял ветку и обозрел панораму. Холодновато было голышом стоять в воде. Да и неуютно – в связи с известными событиями с участием неизвестного существа. В панораме не было ничего необычного. Нечто подобное мы лицезрели уже два дня. Скалистый берег, изрезанный бухтами, ивы склонялись к воде. Один лишь элемент выбивался из контекста – весьма, впрочем, значительный. На заднем плане, примерно метрах в двухстах от берега, выделялся высокий скалистый холм. Он возвышался над местностью, давил на нее, доминировал над невысокими скалами. Весь изрезанный, состоящий из выпуклостей и впадин, кое-где заросший хилым кустарником.