К одиннадцати часам утра он сидел в кабинете Осенева и требовал предоставить ему связи «Муромца» с химфармзаводом. Едва пришедший в норму зам опять покрывался серыми пятнами. Нервно мусолил пальцы, натужно хмурился.
– Некоторые цеха завода связаны с нами договорными обязательствами, – выдавил он из себя никем не оспариваемый факт.
– Охотно верю, – утробно проурчал Губский.
– Кроме контроля над производством, мы осуществляем транспортировку сертифицированных лекарственных препаратов в адрес заказчика и гарантируем не только качество пересылаемой продукции, но и бесперебойность поставок.
Губский зловеще кашлянул.
– Да-да, я понимаю, вас интересуют конкретные операции… Минуточку. – Осенев засуетился, застучал по селектору: – Машенька, вызовите ко мне Терещенко с графиком текущих поставок…
Явился гладко выбритый субъект с грушевидным лицом, раскрыл папочку и рот.
– Вы пожарный? – поинтересовался Лева.
Субъект закрыл рот, потом опять открыл и вежливо-презрительно (вежливо, потому что Лева как-никак мент, а презрительно, потому что он на это плевал) представился:
– Терещенко, начальник сектора грузоперевозок.
И стал надменно перечислять: чего и куда отправлялось в минувшую декаду. Двадцать упаковок термалгина – грузополучатель Барнаульский ГСЦ «Надежда»; восемнадцать единиц простатосана (ох, как влияет на обменные процессы в простате) – в онкологический центр города Нижневартовска; базергиновая кислота (какой-то компонент для анестезии) – в больницы Сахалинской области, недоразрушенные при недавнем землетрясении; антигрибковый крем «Санария» и некий фармадол – в местные аптеки…
Лева прилежно чиркал в блокноте (женские ножки), а когда Терещенко наконец умолк, закрыл блокнот, убрал в карман и строго уставился на обоих представителей «Муромца». Те явно томились.
– Благодарю вас. Я зайду. Попозже.
Мария Андреевна смотрела на него выжидающе – мол, делать-то чего будем, начальник. Похорошела, киска – брови дугой, реснички ввысь, взамен костюма – облегающий свитер цвета лазури. Во рту – обломок печенюшки. Ох, уж эти конторы. До обеда борьба с голодом, после обеда со сном…
– Поинтимничаем, Маша?
Мария Андреевна испугалась:
– Что ты, Лева… Прямо здесь? А как?.. Ты же отказался…
– А легко, Маша. Берем кочергу, нагреваем один конец…
– Лева, ты пошляк, – грустно подметила секретарша.
– Нет, Маша, ты меня не поняла. Впрочем, проехали. – Он огляделся. Вытянул палец – ко входной двери: – Быстро, Мария, на стрем. Разжевать, что такое стрем?
Видно, в глазах его было слишком много решимости – Мария испуганно подскочила, не понимая, что он задумал, но на всякий случай решив не нарываться. А Губский осторожно открыл дверь с табличкой «Осенев», втиснулся в крошечный предбанничек, сантиметров сорок глубиной, и припал ко второй двери.
Осенев с Терещенко разговаривали.
– Это временные неудобства, Георгий Станиславович, – глухо вещал Терещенко. – Бросьте вы свои старорежимные манеры, расслабьтесь. Вы, ей-богу, ипохондрик… У них своя рутина, у нас своя…
– Не могу привыкнуть, – вздыхал зам. – Послушайте… А вы не упомянули ему про мочевину…
– Про какую мочевину?.. – После паузы. – А, про эту… которая в Камышин… Да помилуйте, Георгий Станиславович, эта отправка не относится к формальным. Если мы начнем трясти каждую мелочь, этому конца не будет, мы до вечера не отвяжемся…
– Ничего себе мелочь, – запыхтел Осенев. – Три с половиной тонны…
– Да хоть десять. Бросьте вы, в самом-то деле… Пусть ходит, вынюхивает. Вы знаете, Георгий Станиславович, здесь нет ни одной незаконной операции…
– Хорошо, Юрий Борисович, хорошо… Забудем об этом. Я вот о чем хотел с вами посоветоваться. В накладных на яблочный концентрат, ошибочно отправленный на склады НОДХ…
Губский оторвался от двери. Ч-черт знает что…
– Эй, Мария, отбой.
Глухо это все. Нет ни одной незаконной… Хотя почему, собственно? Ты, главное, не дрейфь…
Он вошел в транспортный отдел чуть не строевым шагом, излучая твердую решимость покончить со всеми делами. Позади остался обед и новый наезд на Осенева, который лично, в присутствии Левы, позвонил транспортникам и жалобно попросил оказать посильное содействие «товарищу из милиции». Не потребовалась даже шоколадка. Допотопный принтер со скрежетом выплевывал адреса, молчаливая девочка с большими глазами не обращала на него внимания (неубедительно и с симпатией), а Лева, устроясь за ее спиной, под «певчие» звуки смотрел, как, закругляясь спиральками, опадают на шею локоны…
Операция заняла время. Лишь к четырем пополудни он имел на руках перечень продукции, вывезенной «Муромцем» с фармзавода за прошедшую декаду. Часть груза уже ушла к получателям, часть разбрелась по энским аптекам, кое-что оставалось на складах станции Лещиха.
– А где мочевина? – удивился он, дважды пробегая глазами список. Печальная девочка изящно пожала плечами.
– Удобрения увозятся на отдельный склад. Вот видите, – наманикюренный коготок пробежался по распечатке, задев палец Левы и подзадержавшись на нем. – Суперфосфат, селитра, аммонистый натрий…Торф в брикетах. Планерная, два. Это специализированный склад. Если вас так интересуют перемещения удобрений, сходите в гараж. Найдите «ГАЗ-66», будку. Шофер Дима. Он возит удобрения. Или сразу прокатитесь на Планерную и спросите там.
– А мочевина? – тупо повторил Лева.
Девочка терпеливо вздохнула:
– Какая мочевина?
– Не знаю, – сказал Лева, – штуковина такая. Вам лучше знать.
В большеглазом девичьем взоре отразилась жалость. Не о том думаете, милиционер, говорили ее глаза, такие выразительные и печальные, отвлекитесь, опомнитесь.
– Нам не лучше знать, – она в третий раз вздохнула. – Если в списке нет мочевины, значит, ее никуда не вывозили. И даже не производили. Если мне не верите, сходите к начальнику отдела. Вторая дверь по коридору. Но там вам повторят мои слова.
– Спасибо, – поблагодарил Лева.
Услыхав о десяти аптеках и двух пакгаузах, которые ему предстоит пробороздить носом, Козлякин разнылся. Дескать, у него пупковая грыжа, его жена не любит, он три года не мылся в бане, и вообще он создан природой для кабинетной работы, а не для напрасной. Поиронизировав по поводу гиподинамии у некоторых медуз, Губский перешел на серьезный тон и намекнул, что дело, в общем-то, нешуточное. После чего повесил трубку.
А в гараже, к полной своей неожиданности, напоролся на следы той самой мочевины. Шофер Дима оказался разговорчив. Простой, как мочевина, но смекалистый (пару сигарет, товарищ капитан, и вопрошайте). Действительно, какой криминал? Пару дней назад перегрузили в его будку партию удобрений с заводского «джи-эм-си» и погнали на склад. Где склад?.. Да нет, не на Планерной. На Планерной он тоже бывает, хотя и не всегда. Грубо говоря, из десяти поездок на Планерную одна приходится на этот. Где, говорите? А бог его знает, где. Разве что на пальцах… От станции Лещиха, значится… Словом, объяснил. Потом обрисовал ситуацию. В кабине шофер и сопровождающий (простоватого вида). Машина загоняется в длинное, барачного типа здание. Шофер выходит покурить, а бомжеватой наружности дядьки с бычками в зубах выгружают мешки. Дверь будки хлопает, звучит матерное напутствие, машина уезжает. Все. Накладные? Конечно, в порядке. У сопровождающего. А Диме по фене, он их в глаза не видел.