В комнате, отделенной от зала бильярдным столом и охранником с подносом, встретились двое.
– Здравствуйте, Евгений Родионович. Как добрались?
– Спасибо, нормально.
– Как дела в Первопрестольной?
Пожилой мужчина поморщился.
– Москва меня утомляет, Дмитрий. Клоака. Мельтешат, болтают, кто-то с кем-то объединяется, потом ссорится, и все, с подачи таких же дешевых газетеров, убеждены, что творят политику, и непременно – большую. Знаете, в чем беда политических прихлебателей?
– Я весь внимание, Евгений Родионович.
– Не умеют красть непринужденно. Перед тем как хапнуть, непременно надо себя убедить – перед микрофоном – в собственной честности. Иначе руки трясутся и купюры падают… Простите старика, не о том я. Зло берет, старые кадры хоть без рекламы обходились, а эти…
– Вот и сыграли на их… скромности наши конкуренты.
– Все беды – от слабой организованности. Как дела у вас?
Мужчина лет тридцати, темноволосый, в костюме от Армани, подобрался:
– Аппарат неплохо профильтрован – особенно губернские администрации, УВД вплоть до районного уровня. В армии наши позиции слабее, хотя объединение округа здорово помогло убрать лишних. Теневые структуры, в общем, сотрудничают, но там свои законы плюс раздутое беспределом самомнение – я подготовил отчет…
– Оставьте, пожалуйста, жаргон, – старик вторично поморщился. – А отчет интересен скорее Рагнеру, он к вам собирался днями, у него свои планы. Кстати, ваша пресловутая Лаборатория – с ней все в порядке?
– Разумеется, Евгений Родионович.
– До сих пор не понимаю, зачем тратили столько сил и денег на эту затею.
– Решение Капитула…
– Перестаньте. Хаскольдра и Гунтстафа вам убедить удалось. Меня – нет.
– Евгений Родионович, могу я попробовать объяснить… если, конечно, у вас найдется время?
– Найдется. Попробуйте, – милостиво кивнул пожилой. На лице его появилось что-то ироничное.
– Сценарии, если за полгода не внесли существенных поправок, мне знакомы. Инструкции – тоже. Я знаю, кого выдвинуть в наместники, кого – в помощники, кем подстраховать и кому – проследить. Какие подразделения (при необходимости усиленные легионерами) проведут силовые акции, какие – обеспечат порядок. Кто будет говорить, а кто – затыкать рты…
– Надеюсь, знаете. Иначе непонятно, чем вы тут вообще занимались.
– Подготовкой и обеспечением. А потом?
– Когда – потом?
– Второй этап и далее, Евгений Родионович. Власть мы возьмем, те, кто проявит себя, превратятся в функционеров нового режима. Как обеспечить их надежность – только угрозой репрессий?
– Не только угрозой. Вы невнимательно читали сценарии, Дмитрий.
– Простите, Евгений Родионович, я их читал очень внимательно. Вы куда лучше меня знаете – чтобы не заворовались, не разжирели, одних репрессий мало. Чтобы, наконец, не продали нас конкурентам, как двенадцать лет назад…
– И ваша Лаборатория…
– Отрабатывает методику воспитания.
– Элиты?
– Что вы, нет, конечно. Функционеров среднего и нижнего звена. Страна большая, Ордена на все не хватит.
– Уже пытались, если помните, и с неплохими результатами… поначалу. Неважно, как относиться к Меченому, но итог – не в вашу пользу.
– У них, я про большевиков, просто не было времени. И, главное, уверенности в себе и своих силах. Сначала – лишь бы продержаться какое-то время, успеть награбить и суметь сбежать. Позже, впрочем, положение стабилизировалось, но пришлось сохранить стартовую идеологию в почти первозданном виде.
– Чем вам не нравится их идеология?
– Для того времени – неплохо. Беда в том, что невозможно сохранить систему, когда идеология одна для всех – для стражи, рабов и господ.
– Мыслите вы логично, Дмитрий, но не забывайте – наследственная власть ведет к вырождению.
– Все равно не успели бы выродиться. Главное – они всегда боялись и спешили.
– А вы и ваши друзья…
– А мы – не боимся и не спешим. Ошибка большевиков – в оценке истории по Марксу, с его бредом о хроническом прогрессе. Мы с вами знаем, что история вообще – и России в особенности – ходит по кругу…
– Дмитрий, я ценю ваш энтузиазм, но лекции по истории и мне читали, спасибо. Впрочем, вы меня, можно сказать, убедили. Не до конца, но убедили. Думаю, Капитул вас поддержит – если, конечно, не выйдете за рамки Устава.
– Благодарю, Евгений Родионович.
– Пойдемте, Дмитрий. У нас еще будет время встретиться. Вы забыли про презентацию этого убожества?..
Неслышно ступая по мягкому ковру, двое вышли из комнаты.
Туманов П.И.
Стоило тащить столько железа? Замок английский, типовой, исключительно от порядочных людей. И ключей не надо, отжимается компактной карманной фомочкой… Тишина в подъезде царила какая-то благоговейная, нереальная. Словно в мир иной попал. Туманов для приличия постоял, прислушался. Нет желающих. Надавив на фомочку, вошел. С легким скрипом…
Не фонтан. Первым делом он узрел годами не мытый пол. А затем почувствовал страх. Без причины.
При жизни Шубин был, похоже, аскетом, анахоретом и стоиком. Всей обстановки – полупустой шифоньер, кровать, купленная, скорее всего, при распродаже казарменных излишков, явно самодельные столик с табуреткой, телевизор – паршивенькая «Электа» – на облезлой тумбочке, полка с десятком покетбуков, серия «Русский бестселлер». На кухне – еще один самодельный стол, табуреток вдвое больше, газовая плита, допотопный «Полюс». Под столом – батальон пустых водочных и пивных бутылок (как обычно: каждый мужчина имеет право на пиво). На балконе – еще полроты. Что тут можно спрятать?
Туманов обшарил шифоньер с жалкими тряпками, обретя два автобусных билета и рекламный – «Вторая порция – бесплатно!». Перетряс «бестселлеры» (три развалились на компоненты), заглянул в пустую тумбочку, с отчаяния прощупал матрас. Обои начать отдирать? Зомби столько не выпьет – значит, кто-то успел до него. Сбили на полной скорости – вернулись и обыскали хату, пока Туманов, как дурак, висел на телефоне. Еще в контору эту драную утром собирался… Он прошел на кухню, где в холодильнике мерзло ненужное покойному пиво. Вскрыл бутылку, выхлебал в четыре приема. Добавил «чебурашку» к строю, присмотрелся. Хлеб мента – халтура вора… Не так ли?
Но воры здесь не шарились, те бы увидели.
Бутылки разнокалиберные, и не сразу заметно, что горлышки тех, что в углу, слегка возвышаются над товарищами. Туманов порылся, звеня стеклом. На полу, под куском брезента обнаружилась коленкоровая «Папка для бумаг». В ней – толстая тетрадь в черном переплете. Исписана на треть. Почерк мелкий, неразборчивый. Канцелярист…