Мама моя! Там все ждало моего прибытия! Горел тусклый плафон. Метровая по ширине клетушка тянулась в длину метра на четыре. В торце красовался «унитаз» типа клозет, на переднем плане – душ, полочка с дегтярным мылом, вафельное полотенце, сапожно-зубная щетка с пастой «Солнышко». Сервис, ч-черт…
Крючка на двери, конечно, не предусмотрели. Мыла для интимных мест – тем более. Ладно, перетопчусь.
Вода в местном водопроводе тоже подкачала. Но и это открытие я приняла стоически. Лишь бы не ледяная. Застирав белье, разложила его на полочке, а сама встала под душ и про все забыла. Какое отвлечение, право… Сжав зубы, я подняла голову и подставила лицо под тугую струю. Замерла. По телу пошло расслабление, в голове засветлело. Окончательно бы протрезветь, собраться с мыслями… Было бы так славненько. Но возвращаться в пустую камеру! – да за что, господи… Нет там никакой камеры, нет бугая под дверью… Почувствовав новый приступ отчаяния, я прибавила воду, не замечая, что она отдает тиной, а время неумолимо летит. Сколько я так простояла? Да нисколько. Считаные минуты пролетели со скоростью урагана. Только и свету в окошке – успела отвлечься, взгрустнуть по Антошке, по маме с опущенным шлагбаумом, по Ветрову – ублюдку… когда цербер в сером нагло приоткрыл дверь и возвестил:
– Пять минут вышли.
– Сейчас, – раздраженно бросила я. – Скоро, да не споро, понял?
– Пять минут вышли, – повторил он.
Я разозлилась.
– Сгинь, чувачок, а?.. Не видишь – даме требуется рекреация и санация, а ты тут лезешь со своим регламентом…
Это был завод номер два. Не сказав ни слова, тип исчез. Но через минуту опять объявился. Раскрыл дверь на всю ширину.
– Выходите. Давайте по-хорошему.
По-хорошему? Вот тут мои нервы и взыграли. Они не очень крепкие. Из-за них, кстати, я и стала холостячкой. Полная эмоциональная непредсказуемость – вот. То есть кардинальная перемена состояния по поводу самому пустячному: от пылинки в глазу до случайной беременности. Здесь – буяню, здесь – молчу в тряпочку.
– Закрой дверь, козел! – с климактерическим надрывом взвизгнула я. – И иди знаешь куда!
И демонстративно повернулась к нему задницей. Пусть видит, евнух хренов. Подумаешь, два кулачка. Мои это кулачки. А полезет – в харю двину…
Но тут произошла вообще дичайшая штука. По-видимому, этот мерзавец не представлял, как можно повторять трижды. Он схватил меня сзади. Понял, что по-хорошему – с другими. Я почувствовала, как взмываю в воздух. Ой, куда это я… Замолотила руками, ногами, попыталась засандалить ему в любое место. Заверещала пронзительным сопрано. Но он, гад, сграбастал меня как нельзя грамотно: правой лапой перехватил в талии, сунул под мышку, а левой обездвижил руки, перехватил их обе в запястьях (во ловкач…). Так и понес – раскоряченную, размочаленную, болтающую ногами, изрыгающую какие-то инсинуации в адрес «ублюдочных козлов» и их клевретов…
Вот такая разлюли, боженька… Этот черт уложил меня, мокрую, на кровать, укрыл одеялом, а на дужку набросил белье и полотенце из вафельки. Трехрукий, мать его… Я судорожно трепетала, швыркая носом, и даже не слышала, как хлопнула дверь. Новое потрясение переживалось дьявольски болезненно. Я подтянулась, ногой скинула на простыню свое хозяйство, подгребла пяткой. Под одеялом надела мокрое, вытерла голову. Пристроив полотенце на макушке, отвернулась к стене, попыталась уснуть. Но слезы душили, белье жгло холодом – я лежала и плакала. Какой тут сон?..
Но он приходит, как всегда, негаданно. И пробужденье весьма изумляет. Я очнулась, когда загремела дверь. Сколько проспала – пять минут? Неделю? На сей раз не стала подниматься. Идут они… Лежала и с подушки смотрела новое кино. Только глаза открылись во всю ширь. Так теперь и пребуду навеки – с ярко выраженным хроническим пучеглазием…
А дела и впрямь обстояли как-то причудливо. В открывшуюся дверь, держа под мышкой раскладной столик, протиснулся тюремщик с каменным лицом. Разложил столик неподалеку от входа, вернулся к двери, нагнулся, вытянул руку в коридор и произвел на свет раскладной стулик. Поставил рядом со столиком и исчез окончательно. На меня даже не глянул. На этом, естественно, кино не закончилось. В дверь вошел новый человек – полная противоположность первому. Но тоже не болтун. Деловито положил на стол папочку, сверху – ручечку, сел на стулик, придвинул к себе столик и выжидающе так на меня уставился.
– Вы из президиума? – пошутила я из последних сил.
– Подойдите, пожалуйста, – вежливо попросил человек.
– Я не одета, – нашлась я.
– Ничего страшного. Вас не подвергнут насилию.
В конце концов, какое мне дело? Я вылезла из кровати и пошлепала к нему. Перекрещенные руки инстинктивно поползли к плечам.
– Встаньте сюда, – он ткнул кончиком ручки в какую-то абстрактную точку метрах в трех от своего стола.
– Вы не предложите даме стул? – удивилась я. Он внимательно посмотрел в мои зрачки.
– Здесь нет лишнего стула.
– Ваш, – дерзнула я.
В безразличных глазах мелькнул намек на смешинку. Но губы не дрогнули.
– Извините, это не положено. Вас не задержат.
Он был странный тип. Умеренно молодой, примерно моих лет, с голубыми невыразительными глазами. Одет в модную рубашку с короткими рукавами, в идеально отглаженные брюки. Но больше всего меня поразило не это. А его белые парусиновые туфли. И галстук-огрызок, смотрящийся в обстановке голимого кошмара каким-то сумасшедшим рудиментом.
Иными словами, он имел внешность сгинувшего в безвременье комсомольского функционера, который не пытается спрятать свою чинушечью суть, а напротив, сознательно ее выпячивает.
– Тогда, может быть, мне наконец объяснят, в чем причина этих противоправных действий, – завела я на повышенных тонах. – К вашему сведению, есть статья 144-я – «воспрепятствование деятельности журналиста»… и я не оставлю…
– Минутку, – молодой человек поднял ручку. – Я понимаю ваши чувства, но давайте не будем ходить у них на поводу, хорошо? Ведите себя спокойно, ваши истерики ни к чему не приведут. Они только осложнят протекание наших взаимоотношений и вынудят нас на принятие непопулярных мер. Нам бы этого не хотелось. Вам предлагается сотрудничество, и вы должны отнестись к этому предложению самым подобающим образом. Без волнения. Извините, но вам просто некуда деваться. Мне очень жаль, но это так. – Молодой человек открыл папочку. Продемонстрировал чистый лист бумаги. – Итак, вам предлагается ответить на ряд вопросов. Ваши фамилия, имя, отчество?
– Красилина Дина Александровна, – пробормотала я. – Послушайте, как вас там… Эти данные есть в моем паспорте… Я есть хочу. Я голодна, понимаете? Мне нужны еда, одежда, зеркало и мои вещи. Иначе о каком сотрудничестве вы говорите?
Молодой человек что-то записал в своем листочке. Потом поднял на меня голубые глазки и сухо сообщил:
– Ваши вещи останутся в неприкосновенности. Нам они не нужны. Еду и одежду вы получите. Зеркало… Зачем вам зеркало?