– Парочка налетов? – предложила Алиса. Вынула из ножен кинжал и, прицелившись, швырнула в дерево.
Туманов засмеялся.
– Много шума, мало пользы. Впрочем, устами младенца иногда глаголет истина. Надо обдумать.
– Да ну вас с вашими ноу-хау… – я отвернулась и уткнулась Туманову в грудь. Там было комфортно и ни о чем не надо было думать.
На ужин мы опять ели экстремальную еду: Туманов где-то «за углом» подстрелил двух птеродактилей, общипал их, выпотрошил, а потом наивно поинтересовался, не разыгрался ли у нас аппетит. В принципе, я уже не видела различий между птеродактилем и куропаткой. Зажаренная на костре плоть отдавала мочой – почки у крылатой твари работали ни к черту, – но уминали мы ее с азартом. За ушами трещало, как в костре. Последующая ночь прошла без эксцессов. Экзотика – полнейшая. Груды еловых лап, кузнечики в траве, россыпи звезд на иссиня-черном небе… Мы разговаривали, обнявшись, с ног до головы измазанные репеллентом. Алиса уснула, и мы занимались тем, о чем в последние годы только мечтали… А потом опять говорили. Несложно призвать мужчину к откровенности. Все, о чем он так многозначительно помалкивал, стало понятным в эту ночь. Он стеснялся своих краткосрочных связей. Всех этих Оксан, Анют, Валюш (список внушительный, ни хрена себе). Полагал нашу ситуацию сугубо семейной. Глупый, наша любовь не скончается в мучениях от таких пустяков. Я и сама не то чтобы ангел…
Мы очнулись от акыньего ворчания. Алиса спозаранку принялась метать ножи (судя по утробному вою, пару раз попала). «Ты меня не буди…» – шептала я, зарываясь, как в берлогу, в залежи разлапистой постели, а Туманов нежно меня оттуда вытаскивал. После поверхностного полоскания в лесном ручье мы отправились дальше.
– Ну что, потрахались? – ворчала Алиса, поглядывая на нас уже без вчерашней кровной ненависти. Что-то в несчастной сиротке начинало сдвигаться с мертвой точки.
– Где тебя этому учили? – спросила я.
Она кивнула на Туманова.
– Вот он знает. Туманов, объясни ей…
Он воздел глаза к небу и промолчал. Я тоже не стала углубляться и объяснять дитю, чем понятие «трахаться» отличается от понятия «заниматься любовью». В противном случае ситуация опять бы стала классически патовой «мы делили апельсин». Пора закрывать эту тему.
К трем часам дня мы спустились в тихую низину с осиновым редколесьем. Появлялись первые признаки «ойкумены». Заблестел голубой просвет, обозначилась неширокая речушка, текущая на северо-запад. Невысокие обрывистые берега покрывали камышовые заросли. Переправиться вброд мы бы не смогли: в таких речушках, где берега круты, а в прибрежных водах колосятся водоросли, глубина у обрыва достигает нескольких метров. Мы побрели вдоль опушки, высматривая местечко, подходящее для переправы.
И метров через полтораста, там, где река давала крутую излучину, наткнулись на людей. Их было трое.
Мы панически ретировались в лес. По счастью, нас не заметили. Мы с Тумановым упали за корягу, а Алиса присела под раскидистый орешник и принялась оттуда моргать.
Но людям и без нас было нормально. Одетые в кирзачи, в плащи-«энцефалитки», они сидели кучкой вокруг костра и мирно потребляли. Доносился невнятный смех, звенела посуда.
– Рыбкой тянет, – мечтательно проговорила Алиса.
В самом деле – тянуло. Приглушенно, но очень вкусно. Поневоле сводило скулы.
– Это гражданские, – сообразил Туманов. – Они нас не знают. С чего бы? Браконьеры, не иначе.
– Обойдем? – предложила я. – У парней своя жизнь, у нас своя.
– К вопросу о налете, – многозначительно поведала Алиса и принялась как-то таинственно похмыкивать.
– В сущности, да, – сказал Туманов. – Вижу быстроногое транспортное средство.
Естественно, троица забралась в глухомань не своими ногами. В тихой заводи, привязанная ржавой цепью к щуплой ивушке, покачивалась лодка с навесным мотором.
– Класс «Обь», – обнаружил недюжинный энциклопедизм Туманов. – Устойчивость, конечно, слабая, но если ее не переворачивать, то сама она не перевернется. По крайней мере, пусть такая, чем из ПВХ – с теми лучше вообще не связываться, опрокидываются даже на легкой волне…
У меня появилось странное ощущение, что о стоящей в заводи лодке Туманов рассуждает, как о своей собственной.
– Так надо, Динка, – он перехватил мой взгляд, – браконьеров надо наказывать. По всей строгости мирного времени.
– Подождем, пока напьются? – предложила Алиса.
Туманов пожал плечами:
– А вдруг не напьются?
– Эй, народ, о чем вы? – всполошилась я. – Может, уже достаточно острого сюжета? Вам заняться больше нечем?
Ветерок принес жизнерадостный хохот и пару нецензурных загогулин. За ними последовал целый водопад – в три горла.
– М-да, – заметил Туманов, – они на пирах не блешут манерой аристократов.
– Алиса, заткни уши, – прошипела я.
– Щас, – сказала Алиса, – затычки кончились.
– Ладно, шутим мы, Динка, – Туманов покорябал волдырь на виске – след от укуса, – пока шутим. Не будем напрягать парней. Но подойти стоит – я не знаю, куда нам держать путь. Можно неделями бродить и не выйти к человеческому жилью. На, держи, – он сунул мне в руку свой миниатюрный автоматик – чем-то похожий на отыгранный мною «Кипарис», но с каким-то странным взаимным расположением рукоятки и рожка. – Спрячь эту беду под куртку и в случае чего лупи в белый свет. Вперед, веселая семейка…
Трое вовсю раскумарились. Двое возлежали на промасленной дерюге, третий в классической позе болтуна с картины «Охотники на привале» сидел на коленях и яростно жестикулировал. Относительно степени их опьянения ничего сказать не могу – пьяными в хлам мужики не казались, но и трезвость явно не относилась к норме их жизни. «Горючки» на столе хватало. Помимо подвешенной над костром кастрюли, издающей дурманящие ароматы, фигурировали алюминиевые кружки, почему-то азербайджанский портвейн «Алабашлы» и пятилитровая канистра со вполне понятным содержимым. Под кустиком валялись два брезентовых рюкзака, охотничий карабин без чехла и дохлый чирок. Рыболовных снастей на полянке не наблюдалось, разве что динамит в рюкзаках.
– Привет проглотам, – по-свойски поздоровался Туманов.
Откровенно трахоматозный тип с акульей челюстью – отечный и в кепке-фургоне – потянулся к карабину. Кряжистый и плотный, с бульдожьими брылями, остановил его жестом. Третий блеснул надраенной фиксой:
– Вот так тема… Река приплыла. Фаныч, глянь, чувихи, а с ними дядька…
Бульдожистый седоватый тип – лет полста с хвостиком (остальным – под сорок) – медленно повернулся и уставился на нас близкопосаженными глазками. Он казался неповоротливым. И трезвым.
– Здравствуйте, – пискнула я, выглянув из-за плеча Туманова. Стоящая за мной Алиса тоже что-то пробормотала. Бойцовский дух ее куда-то испарился.