Основой для будущей сельхозакадемии (ну, это я так мечтаю, ведь не совсем уж несбыточно, правда ведь?) стали поля и делянки, где уже сеялись рожь, пшеница и набирали рост саженцы гевеи и хинного дерева, стыренные нашими торговыми агентами в Перу. Располагались эти поля в паре десятков километров к юго-востоку от Форта. Уже к лету 1793 года там были построены вполне приличные домики для персонала. А на следующий год, с помощью оставшихся солдат из инжбата, которые не попали на Мартинику, в бодром темпе возвели торговые места и даже трибуны для зрителей. Первые несколько лет мы только привыкали к новому месту, хотя и знали про возможность собирать по два урожая в год. Теория, безусловно, хорошо, но как оно будет на практике? Вот только сейчас, по примеру испанцев, которые имели несравненно больший опыт местного земледелия, решились начать посевную так рано (по нашим прежним меркам, конечно).
Чем отличается весенняя ярмарка от осенней? Ну конечно, нет такого изобилия готовой продукции с полей и огородов. Зато в ходу семена, удобрения, которые с нашей подачи приобретают более «цивилизованный» вид, а не просто кучи… пардон, навоза. И наша коронная фишка – сельхозинвентарь. И не какие-то мотыги-лопаты, а уже вполне продвинутые сеялки, молотилки, плуги не для одной лошадки, а на целые упряжки. Не зря ведь днями напролет пропадали на конном заводе Аманда и Сергей-Дог, наладив снабжение не только нашей постепенно подрастающей Таможенной Службы отличными коняшками. Теперь и для фермеров хватало очень-очень приличных тягловых скотинок, которые тоже стали ходовым товаром.
Но сегодня всех ожидал громадный сюрприз! Те несколько паровых скреперов и бульдозеров, с помощью которых нам удалось так быстро построить дорогу в долину «Дакота», в основном видели в работе только саперы. Слухов про них хватало, да и многие рабочие сами принимали участие в постройке невиданных для этих мест механизмов. Так ведь то рабочие, а тут собрались в основном крестьяне (пеоны, как их называли по местным обычаям), купцы и просто жители ближайших миссий и городков. Наши инженеры решили выкатить из «закромов Родины» первый трактор, более-менее подходящий по весу, габаритам и прожорливости для работы на пашне.
Место на трибуне занимает Женя-Динго, после долгих уговоров согласившийся стать распорядителем нынешнего действа. Солидно прокашлявшись, он начинает:
– Дорогие сограждане! Поздравляю всех вас с очередным праздником «первой борозды»! Это уже стало традицией, совместными силами выходить на высадку растений в поля. Но сегодня праздник – особенный! Наши механические мастерские, наконец, выдали новую продукцию – трактор! Вы все можете видеть его – вот он, стоит и пыхтит, как целая стая Змей Горынычей, – дружный смех, перемежаемый нервными вскриками особо впечатлительных, на минуту заглушил даже усиленный динамиками голос распорядителя, – в ожидании сигнала к работе… Сегодня впервые мы будем наблюдать, как вместо конной вспашки на поле будет работать машина. Железный конь идет на смену крестьянской лошадке! И самое главное – с этой весны вводится переходящий приз лучшей бригаде! Вот он – стоит на столе! Кубок «Сеятель» – награда победителям соревнования.
Публика ломанулась поближе к трибуне, чтобы подробнее рассмотреть кубок, смастряченный нашими Кулибиными из блестючих обрезков их насквозь милитаристского производства.
Некоторое время зрители стояли в полной тишине. Затем чей-то голос робко произнес:
– Но какой же это «Сеятель»?..
– Вы хотите поспорить об искусстве? Вы закончили ВХУТЕМАС с отличием? – отпарировал Динго. И тут же продолжил: – Пусть сегодня только один трактор вышел в поле. Но мы успели подготовить для него целых четыре экипажа. Вот и посмотрим, кто из них лучше учился! Очередность старта вчера определил жребий, за честностью которого приглядывал уважаемый падре. – Женя отвешивает вежливый поклон в сторону дона Хосе, скромно стоящего чуть в глубине председательской трибуны.
Не будем утомлять вас длинными речами. Начинаем соревнование, а потом ярмарка и все торговые павильоны на ее территории – к вашим услугам.
Евгений поднял руку с пистолетом, и все замерли в радостном ожидании.
Выстрел – и трактор, пыхнув паром, под звуки оркестра и собственной сирены провернул колеса…
Лето 1796 года. НПЦ «Дакота»
Динго
Поселок в долине Дакота потихоньку разрастался, и это влекло за собой ряд проблем. В первую очередь надо было обеспечить нормальный уровень санитарии в домах и, невзирая на цену проекта, мы решили обеспечить жилье централизованным водоснабжением и канализацией. Основой разводки стали керамические трубы, которые наш кирпичный завод научился делать достаточно качественные и в больших объемах, благо с глиной в округе проблем не было. От плотины отвели виадук, сначала в виде деревянного желоба на опорах. Потом его пришлось закрыть, так как в нем несколько раз находили дохлых птиц и мелких животных. А в дальнейшем, по мере получения дополнительных ресурсов, его перевели на те же глиняные трубы. Их же, поначалу, в первую очередь пускали на канализацию.
Котлован для канализационных труб прокопали за пределы долины, где вывели в реку. А пока прокладывались сточные коммуникации, наши керамисты решали проблему производства столь необходимого сантехнического изделия, как унитаз. Попутно осваивалось изготовление медных труб для разводки воды в домах и литье бронзовых кранов.
Так что к середине 1796 года мы смогли осчастливить большинство жителей долины такими достижениями цивилизации, как ватерклозет и горячий душ. Нагрев воды для последнего, разумеется, осуществлялся самыми примитивными средствами – угольно-дровяным водогрейным котлом в каждом доме.
Зануда
Господи, никогда, никогда, даже если меня замуруют в глухом подземелье, я не пожалуюсь тебе больше на сенсорный голод. Стоило мне посетовать на то, что почта редко ходит и читать нечего – заработала линия телеграфа до Акапулько. Вице-король сам или с помощью своих многочисленных чиновников просек преимущества электрической связи и бомбардирует нас телеграммами с требованием ускорить, расширить, повысить и углу́бить. А куда дальше-то? И так все женщины Буэна-Йербы мотают соленоиды для телеграфных аппаратов. Надо успеть снять сливки, пока у нас фактическая монополия. А то из Гаваны пишут – Бетанкур вполне разобрался в механике и даже предложил что-то для упрощения производства. Единственный козырь, который у нас остался, – лакированный обмоточный провод. А точнее – сам способ его изготовления в больших количествах, и самое главное – дешевого.
Ладно, хватит ворчать, надо и дело делать. Гора почты, привезенной очередным пакетботом, нашими стараниями уже превратилась в несколько аккуратных стопок. Карточки на периодику я заполнил, можно нести в библиотеку. Письма Хорхе вскрыл и разложил по странам. Самая толстая папка, как обычно, испанская. Из России, как обычно, ничего, из Франции тоже, что странно, из Англии всего четыре письма, причем три – камраду Шоно, а одно вообще экономистам. В немецкой папке, куда мы складываем письма из Пруссии, Баварии, Саксонии и всяких Вюртембергов, тоже очень много для медиков. По моей, химической части только одно, но зато от Ханемана.