Следующие несколько штук также отличались очень коротким сроком службы, от нескольких минут до получаса. Причина быстрого выхода из строя была в разности теплового расширения стекла и выводов, которые в него запаивались. В результате образовывались микротрещины, через которые в лампу потихоньку натекал воздух, после чего нить резко перегорала. Однако и это удалось победить, подобрав подходящий сплав для электродов. Попутно отрабатывалась и сама конструкция ламп, поскольку приоритетной целью было создание автономной аппаратуры коротковолновой радиосвязи для наших агентов за пределами Калифорнии. А это накладывало ограничения на напряжение питания ламп, как накальное, так и анодное.
Таким образом, к концу 1797 года мы начали выпускать радиолампы нескольких видов: довольно простые стержневые триоды для низких и высоких частот, а также детекторный диод. Лампы имели вполне приличный срок службы – не менее пятидесяти часов, и конструкцию, позволяющую достаточно простую замену. Напряжение накала составляло порядка двух вольт, а анода не менее тридцати, что было уже приемлемо.
Кроме ламп, пришлось разрабатывать технологию изготовления и других необходимых радиодеталей – конденсаторов и резисторов. Первые делались из тонкой медной фольги, два слоя которой прокладывались тонкой промасленной бумагой и скручивались в трубочку, после чего заливались сургучом. Вторые получались из специально выточенных угольных стержней.
Химики тоже были крепко озадачены созданием батареек для мобильных радиопередатчиков. Если накальные элементы с напряжением вольт с четвертью получились достаточно просто, по угольно-цинковой схеме, то анодные батареи доставили немало хлопот. Требовалось все-таки соблюсти хоть какие-нибудь требования в плане компактности, а то получалась батарейка больше передатчика.
Наконец, опытный передатчик, полностью из местных компонентов, был готов. Фактически он представлял собой трехламповый трансивер [31] , имеющий контура для частот от трех до тридцати мегагерц, что позволяло в том числе использовать и одиннадцатиметровый си-би-диапазон, несколько передатчиков на который у нас было. Вся конструкция временно была собрана «на весу», на широкой доске, однако более-менее работала, по крайней мере, внешне. Оставалось проверить, как все обстоит на самом деле.
В оговоренное время аппарат был включен и в эфир понеслись позывные: «Дакота вызвает Вихри, прием. Дакота вызывает Вихри, прием». Никакого эффекта. Плавно меняю частоту настройки. Наконец повторять «Дакота… Вихри… прием» меня задолбало и я начал гнать в эфир всякую чушь типа «четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж…» Очередной раз перебрасываю ключ на прием и в наушниках слышу сердитый голос Кобры:
– Кто там в эфире хулиганит?! Какие чумазые чертенки?
Переключаюсь.
– Вихри, это Дакота. Кобра, здесь Динго, как слышишь? Прием.
– Динго, кончай хулиганить. Прием четкий, но разборчивость на тройку. Прием.
– Понял, подожди минуту, сейчас попробую подстроить. Прием. – Начинаю потихоньку подкручивать подстроечные катушки. – Раз, раз, раз… Два, два, два… Три, три, три… Прием.
– Двойки слышны четко. Прием.
– Понял. – Выставляю положения подстройки в соответствующее положение. – Как теперь? Прием.
– Поговори еще, дай послушать. Прием.
– Четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж. Прием.
– Слышимость и разборчивость хорошая. Прием.
– Кобра, какая у тебя там частота по индикатору? Прием.
– Канал «Цэ-шестнадцать», двадцать семь, точка, сто пятьдесят пять мегагерц. Прием.
– Принято. – Ставлю метку на шкале. – Погоняй по каналам в обе стороны, надо определить, какие частоты я перекрываю. Через две минуты перейду на прием. Прием.
– Понял. Начали. Прием.
И снова в эфир понеслись «чумазенькие чертята».
– Динго, ответь Кобре. Прием.
– Слушаю. Прием.
– Ты перекрываешь по пять-шесть каналов в обе стороны. Сейчас перейду на двадцать шестой канал, двадцать семь, точка, двести шестьдесят пять. Прием.
Я примерно перенастроил частоту по шкале.
– Здесь Динго. Прием.
– Ты примерно на двадцать пятом канале. Корректируй. Прием.
– Понял, подстраиваюсь. Прием.
На шкале появилась вторая точка. Так мы и настраивали наш трансивер по рации из автобуса.
Следующий этап испытаний надо проводить в телеграфном режиме. Задачей стало «достучаься» до рации Арта за океаном. Поскольку мы с Логиновым никогда толком не умели работать на ключе, хотя читать с телеграфной ленты «морзянку» научились, для испытания пришлось обратиться в школу телеграфистов. Каково же было наше удивление, когда мы увидели, кого оттуда прислали. Девочка-индианка лет пятнадцати, уже вполне девушка, в камуфляжном костюме и с кобурой на поясе вошла к нам в лабораторию и представилась.
– Меня зовут Птичка. – С деловым видом она огляделась. – Сеньора Ирина сказала, что вам нужно помочь проверить новый телеграфный аппарат.
– Привет! – поздоровался я. – Тебя предупредили, что это пока очень большой секрет.
– Конечно, сеньор хефе, – кивнула она. – Я уже не маленькая, все понимаю.
Я провел девушку к столу, показал аппаратуру. Птичка передвинула ключ, устраиваясь поудобнее, переставила стул, чтобы не тянуться к переключателю «прием-передача».
Уточняю:
– До сеанса связи еще больше получаса. Тебе налить чаю? У нас есть варенье.
– Да-да, сейчас, налейте, пожалуйста. – Она возилась у передатчика, обустраивая рабочее место под себя. Потом, удовлетворившись результатом, перебралась за наш стол.
– Это беспроволочный телеграф, да? – усаживаясь, спросила Птичка.
– Он самый, – кивнул Толя. – И телефон тоже. Но…
– Я знаю, секретный.
– Умница.
– А как по телефону разговаривать, далеко слышно?
– Не очень. С Фортом на побережье связаться можно. Наверное, и подальше дотянет, но пока не пробовали.
– А если сейчас телеграфом свяжемся, можно и разговаривать попробовать? – не унималась девчонка.
– Почему бы и нет, – пожал плечами я. – Но сначала проверяем по программе.
За чаепитием и разговором время пролетело быстро. Вот уже мы включили передатчик, прогрелись лампы. Наконец в наушниках запищала морзянка Арта:
– «Прием четкий и разборчивый».
Убедившись, что все нормально, я переключил рацию на голосовой режим. Птичка пододвинула к себе микрофон.