— И ничего не боятся?
— А чего? Что здесь можно доказать?
Поэтому в суд я приходил трижды. Разумеется, меня досматривали на входе — с этим тут строго. Но ничего противозаконного не нашли. Ну, тащит с собою человек спальный мешок и консервы — и что? Не динамит же несет? Может быть, он в турпоход собрался? Сразу же после визита в суд — не всех же туда вошедших в наручниках выводят? В другой, так сказать, поход…
А я себе лежку делал. Именно здесь — в суде. Тут всяких технических помещений много. И не во все народ постоянно заглядывает. Вот в котельную, по теплому времени бездействующую, точно никто не заходит. Незачем, на улице тепло и сухо.
В первый раз я просто прошелся по зданию, выбирая место возможного укрытия. Чтобы там не было камер, сигнализации и замки имелись не слишком уж серьезные. Таких мест нашлось три. По здравому размышлению, выбираю именно котельную — у нее запасной выход на улицу есть. Не шибко комфортный, но для меня подойдет. Угольную пыль и отряхнуть можно. А вот приставы, охраняющие здание, в люк для погрузки угля точно не залезают — можно засвиниться, а им это не к лицу.
Во второй визит притаскиваю туда припасы.
И теперь сижу даже с некоторым комфортом. Вода есть, а кипятильник я прихватил. Сижу и слушаю по телефону словоизлияния судьи.
— Вы как хотите, Павел Андреевич, но в данной ситуации вы выпустили все из-под контроля!
— …
— Не знаю! Это уж ваши проблемы, уважаемый! Мы так не договаривались!
— …
— Я и так делаю все возможное! Поймите: случай хоть и не рядовой, однако же государственной важности не представляет. Ну и что, что в больнице? Первый раз, что ли, между нами-то говоря? Осмотрительнее надо быть, уважаемый!
Ох, не слышу я его собеседника! А жаль…
— Нет, Павел Андреевич, не надо меня пугать вашими связями! Не только у вас они есть! Вам-то уже ничего не грозит — в больницу этот тип не полезет. Хотел бы он вас убить — так здесь это бы и сделал. А я — на виду! И приговор выношу тоже я!
— …
— Двести тысяч! Согласитесь, в данной ситуации сумма вполне оправданная?
— …
— Ну, и славно! Да, как обычно. Выздоравливайте там, не залеживайтесь…
Судья бросает телефонную трубку на стол. Возмущенно фыркает:
— Нет, ну каков мерзавец-то?
А ты, дядя, этого раньше не знал?
Нажимаю кнопку на телефоне — останавливаю запись. Да, сколько нам открытий чудных на этой ниве сделать предстоит…
Наступил вечер. Понемногу стихла активность в здании суда, прекратилась беготня по коридорам, и замолкли голоса. Ночь… Только дежурные полицейские сейчас остались в большом старом здании. Сложенное из крепкого красного кирпича, оно еще помнило советскую власть. Тогда здесь находилось какое-то партийное учреждение, следствием чего и явилась вот эта котельная. Давно не использовавшаяся по прямому назначению, она тем не менее все эти годы содержалась в порядке. Наверное, и сейчас сюда изредка заглядывали специалисты теплосети. Не думаю, однако, что они здесь что-то действительно ремонтировали. Разве что подкрашивали старый котел. Все, кто хоть что-то знал об этом месте, уже давно не воспринимали его всерьез. И зря…
Дежурные полицейские меняются в десять часов. Судья приезжает через час после этого. Как раз охрана успевает сделать обход здания и проверить дальние его уголки. Заглянут ли они завтра в котельную? Раньше — не заглядывали. Так раньше тут никого и не били. В смысле — не были те, кому это не положено, то есть обвиняемые.
Так или иначе — а поспать надо. Согреть утром воду и побриться.
* * *
— Господин полковник? Разрешите?
Заместитель начальника уголовного розыска оторвал взгляд от бумаг и с неудовольствием посмотрел на вошедшего. Старший лейтенант Демиденко, один из оперов, работающих сейчас по делу Волина.
— Чего вам, старший лейтенант?
— Тут такое дело, господин полковник… Нам из техотдела позвонили.
— Ну? И что с того?
— У нас в ориентировке перечислялись похищенные у сотрудников суда вещи… так там числилось несколько мобильных телефонов. Мы их сразу же на контроль поставили.
— Помню.
— Сотрудники техотдела говорят, что один из них сегодня выходил в эфир!
— Где?
— По пеленгу — в здании суда!
— Кому звонил? И как долго продолжался разговор?
— Несколько раз звонил на один и тот же номер. Принадлежность не установлена, в базе данных его нет. IMEI аппарата тоже неизвестен.
— Продолжительность разговоров?
— По-разному. От пяти до двадцати минут.
— А где находился второй абонент?
— Там же. В здании суда или рядом. На той же улице.
— Чей телефон выходил в эфир?
— Адвоката потерпевшего Зай Виктора Иосифовича.
— Адвокат?
— Да, господин полковник.
— И, должно быть, дорогой аппарат-то…
— «Нокия», последняя модель.
— Ну, что ж… Где этот Зай сегодня был?
— Приезжал в суд. Как долго там был, сказать трудно. Но… раз жалобу подавал да заявление от имени своего клиента писал — часа полтора-два он там точно потерял.
— Жаловался-то он на что?
— На приставов, мол, клиента не защитили. Охраны вооруженной своему клиенту требовал — теперь, говорит, он ценный свидетель, и государство должно его охранять! За государственный счет! Чтобы если что-то валить Волина сразу. У клиента сильное сотрясение мозга и многочисленные переломы костей рук и ног. Да пара ребер… Еще одной встречи с Волиным он точно не перенесет.
— А еще говорят — в полиции жестокие люди работают… — проворчал под нос полковник. — Иосифович?
— Так точно, товарищ полковник!
— Ну, что ж… умный мужик, ценю. Заметь, старший лейтенант, ему одному по рылу не дали! Он, надо думать, свои выводы сделал из того. Прикинулся ограбленным — мол, и меня тоже обчистили. Отвел от себя подозрения в сговоре с нападавшим, молодец! Но телефон дорогой пожалел…
— И что теперь делать, господин полковник?
— Закажи распечатку звонков. Если он куда-то домой звонил, я его этим материалом припру к стенке. («И будет еще один „обязанный“ адвокат», — мелькнула в голове полковника мысль.)
— Ясно, господин полковник, завтра же и напишу рапорт.
— Все? Ничего больше нет?
— Нет. Разрешите идти?
— Действуй…
Вот и утро наступило…
Забегали по коридорам служивые люди, ожила и проснулась кривосудная механика. Я не хочу сказать, что вся наша судебная система прогнила окончательно — это не так. Есть и здесь честные и неподкупные судьи. Немного — но есть. Но даже один такой вон мерзюк, типа Мосейчука, перевешивает два-три десятка честных судей. Просто потому, что именно на этом примере и формируется отрицательное мнение о наших судах. А ведь сюда люди с последней надеждой идут… Нельзя здесь человеку с нечистой совестью работать.