– Никак нет, нельзя же... Что это значит?
Полковник Збаражский снова что-то строчил в своем блокноте.
– Боюсь, что ничего хорошего. С нами играет какая-то разведка, она нашла способ подставить вас, да и меня заодно вместе с вами. Хорошо, сначала разберемся, что тогда произошло. Он вам позвонил – и?
Какая – не составляет труда догадаться. Та самая, которая и леди Алисию Гисборн сюда заслала.
– Пригласил на какое-то сборище. В университет.
– Как пригласил?
– Обычно. Сказал, что Елена там будет.
– То есть он знал, что у вас проблемы.
– Да... наверное.
– Хорошо, дальше.
– Дальше я пошел. Мы встретились перед университетом, Ковальчек сказал, что нас пропустят только вдвоем.
– А заодно – перед университетом работают камеры уличного наблюдения, – добавил полковник, – а вот на самой территории их нет ни одной. И вас, получается, они запечатлели. Продолжайте, продолжайте.
– Ну... мы вошли в здание.
– Минутку. В какое время это было?
– Между девятнадцатью и двадцатью часами, ближе к девятнадцати.
– Точнее не помните?
– Нет.
– Хорошо, дальше.
– Дальше мы пришли на факультет. Химии, там комната побольше, там и собрались. Человек двадцать, в основном паненки. И Елена там была.
– Как вас представили?
– Просто – как Ежи. Профессор сказал.
– Дальше.
– Дальше лекторша какая-то появилась. Не сразу, Ковальчек ей звонил, потом она пришла. Какая-то пани Алисия Гисборн.
– Опишите.
– Ростом... среднее между вами и мной, мужеподобная, лицо вытянутое, одета плохо.
– То есть – плохо?
– Ну... Женщины всегда одеваются так, чтобы быть привлекательнее. А эта... как будто специально оделась, чтобы недостатки свои выказать. Лицо вытянутое, по возрасту – ближе к сорока, хотя голос молодой.
– Ей двадцать девять – улыбнулся полковник.
– Двадцать девять?!
– Именно. Я хорошо знаю эту особу. Она к нам по межуниверситетскому обмену, лесбиянка, но ведет себя осторожно, знает, что если она даст нам повод – мы ее вышибем отсюда с волчьим билетом. Связана с Фондом свободы, прошла у них шестимесячные курсы лекторов-агитаторов. Скорее всего – и Чатам-хаус тут руку приложил. Настроена отрицательно, ведет подрывную и антигосударственную деятельность в форме провокационных, клеветнических выступлений. В прямом шпионаже не замечена. Она в разработке МВД, мы не можем ее тронуть, а там что-то медлят. Они все так там одеваются, в Великобритании почему-то принято так одеваться, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность, а не красоту и привлекательность.
– Понятно. Не хотел бы я там жить.
– Я тоже. И к чему вас склоняла эта леди?
– Ну... она говорила о демократии, что демократия – эта высшая форма политического правления в обществе, лучшая из возможных. Что только народ, основной субъект политики может все изменить, но что означает это «все», она ни словом не обмолвилась. Что нельзя прибегать к насилию как к средству решения проблем, допустимы только законные и ненасильственные методы борьбы с нелегитимной властью. Что надо заимствовать опыт соседей.
– Прекрасно... – Збаражский даже в ладоши похлопал, – прекрасная речь, очень искусно. Целая антигосударственная программа, и при этом в ней не содержится ни одного повода для того, чтобы депортировать эту дамочку за антигосударственную деятельность. Сладкая водичка, но на нее многие покупаются. Хотите, расскажу, чего они хотят?
– Давайте!
– Это что-то типа игры – ненасильственное сопротивление. Чатам-хаус выпустил сборник методов ненасильственного сопротивления, эти брошюры печатают в одной из самых мощных типографий мира – в «Сторожевой башне», типографии принадлежащей на паях Свидетелям Иеговы и разведслужбам. Понимаете, это игра, щекочущая нервы – и в то же время относительно безопасная, там не надо подставлять себя под пули или уходить в террористическое подполье, рискуя виселицей. Все то, что там указано, тянет максимум на пятнадцать суток административного ареста. Например – узнать номера местных чиновников, опубликовать их в Интернете, звонить им по ночам и дышать в трубку. Тут даже и на административку не нагребается, ни угроз, ничего – просто людям спать мешают. Молодежь, она же по ночам тусуется в клубах разных, им взять телефон и позвонить – пять секунд. А человек потом всю ночь не уснет, на работу придет невыспавшийся. А если так каждую ночь? Или – точно так же следить за чиновниками, на машине или пешком. Тоже – даже административки нет, идет человек и идет, мало ли кто там впереди него? Или дорожные и уличные указатели портить – это уже мелкое хулиганство. Лозунги писать – тоже пятнадцать суток. Ну и... много всего, а цель одна – постепенно, не сразу, исподволь, раскачать государство.
– Интересно...
– Еще бы. Вы, как я понимаю – выступили?
– Можно сказать и так.
– И что вы им поведали?
– Ну... что Польшу разорвали по решению мирового сообщества, и теперь у меня нет повода верить, когда-то же самое мировое сообщество предлагает Польше помощь. Что если даже Польша обретет независимость – она окажется зажатой между тремя империями без выхода к морю, и конец будет печальным. Примерно так.
– А они что?
– Эта... агитаторша смутилась. Ковальчек послушал, потом прекратил дискуссию.
– Как именно?
– Сказал, что время вышло, что сейчас будет обход охраны, а он обещал закончить до вечернего обхода и сдать кабинет.
– А как остальные собравшиеся отреагировали на ваши слова?
– На удивление вяло. Мне вообще показалось, что некоторым наплевать на все.
– Зачем же тогда они собрались...
И тут же родился ответ! Сразу! Правильно заданный вопрос – это уже половина ответа!
– Купить наркотик?!
– Может быть, и так. Что было потом?
– Потом... этот пан профессор нагнал меня на стоянке...
Улыбнувшись, пан Збаражский поднял руку.
– Вы со своей пани объяснились?
– Объяснился, – мрачно проронил граф.
– И что?
– Да ничего! Какого черта вы спрашиваете!?
– Тут могут быть важны мелочи. Любые. Скажите, а как вам показалось – почему на это сборище пришла пани Елена? Она из-за политики пришла – или из-за другого чего-то?
– Не знаю...
Он и в самом деле не знал. И сейчас корил себя за это – надо было обратить-таки на это внимание. Но все его мысли в то время были заняты другим.