– Хорошо. Постарайтесь прогуляться по набережной, узнать, что к чему. Не ввязывайтесь ни во что, не подходите близко к зданию штаба.
– Так точно.
– Следующий сеанс связи – через четыре часа. Теперь повесьте трубку и немедленно уходите оттуда!
Граф Ежи трубку повесил. Но перед тем как уйти, набрал еще два заветных номера – сотовый отца и поместья.
Ни один не ответил.
* * *
Первым делом он раздобыл оружие. Это оказалось не таким сложным делом, все произошло как в пословице – если гора не идет к Магомету...
Повесив трубку, он влился в людской поток, уходя от того места, где только что звонил. Осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, где он. По названиям улиц понял – Старо Място, до штаба не так уж далеко. Надо идти на набережную.
На перекрестке – бронетранспортер, неизвестно откуда взявшийся, над ним – польский флаг, красно-белый, без герба – явно приготовлен заранее, не намалеван за одну ночь. У бронемашины – небольшая сходка, что-то вроде митинга, большинство из собравшихся, не менее половины, вооружены ружьями и автоматическими винтовками. С бронетранспортера вещает мегафон:
... законный король Польши Борис Первый во время чрезвычайного заседания Сейма во всеуслышание объявил о разрыве унии с Россией и об образовании неподлеглой Речи Посполитой. Объявление об этом сделано несколько часов назад в присутствии владетельных панов польского государства, посланников Австро-Венгрии, Священной Римской империи и Британии. В настоящее время ведутся переговоры о признании независимой Речи Посполитой со стороны Австро-Венгрии, после чего воля польского народа к самоопределению будет признана на международном уровне. Воля польского народа заключается в том, что Речь Посполитая и ее король Борис Первый являются единственными выразителями и законными представителями интересов польского народа. Все политические заключенные освобождаются из темниц, чтобы присоединиться к ликующим полякам. Согласно распоряжению короля Бориса Первого вся собственность, накопленная жидами и русскими оккупантами на крови и вековых страданиях польского народа, национализируется в пользу поляков, а означенным жидам и русским оккупантам дается двадцать четыре часа на то, чтобы навсегда покинуть Речь Посполитую...
Дальше Ежи не стал слушать – просто не мог поверить своим ушам. Бочком начал выбираться из окружившей бронетранспортер толпы.
Король Борис Первый – это вообще кто такой?
Пресвятой Йезус... это же тот самый хам, которого он приложил о перила Константиновского дворца на балу... когда познакомился с Еленой... по-нормальному.
И этот невоспитанный хам, подонок и быдло – глава Польши?!
Ноги несли его по тротуару, а на глаза попался лозунг, нанесенный черной краской на стене по трафарету через равные промежутки, черным на желтое. Самый страшный, какой только можно представить.
ПАНУЕМО!
То есть – можно.
Можно – грабить и убивать. Можно – рушить государство, рушить налаженную жизнь, скатываясь в липкую от пролитой крови трясину рокоша. Можно – убивать русских и евреев, Господи... это же – слова короля! Когда такое еще было? А... было, в Париже, во время Варфоломеевой ночи, там король сам лично убивал... четверть населения города, столицы великой державы за одну ночь полегло. Неужели с того времени ничего не изменилось?!
А вот эти отморозки, которых они выпустили из дома предварительного заключения вместе с ним и раздали оружие. Они ведь не будут спрашивать – кого можно? Можно – значит, можно. Понеслась!
В крови захлебнемся...
– Руки в гору, пан! Пошел!
Что-то твердое, холодное уперлось в спину, слева уже стояли, блокируя рывок, справа – стена, не уйдешь.
– Сюда пошел! Тихо! Замордую!
Они свернули в какой-то проулок, потом во дворик, тихий, уютный варшавский дворик, которому не было никакого дела до шумящего на улице рокоша.
– Повернись. Часы, деньги – давай все, пан! Не то прикончим!
Граф Ежи медленно повернулся. На него смотрели два уголовника – иначе и не скажешь. По теории Ломброзо такие никем, кроме уголовников, быть и не могут. Массивная челюсть, щетина, мутные, злобные глаза.
– Нету часов, – граф Ежи поднял руку
– Что, пан такой бедак, что даже часов нет? – издевательски спросил один.
У обоих – бело-красные повязки на рукаве, у одного – пистолет, у второго – еще похлеще, автомат. Понятно... откуда выгреблись такие... и прежде, чем Польшу защищать, решили свое финансовое состояние поправить.
– Я с кичи откинулся только... – сказал граф, вспоминая словечки, бытовавшие в ходу в доме предварительного заключения. Там все только и мечтали о том, чтобы откинуться, да как можно быстрее.
Блатные переглянулись. На их месте он бы так не делал, стоя настолько близко от намеченной жертвы.
– Где чалился? – спросил один.
– В ДПЗ, за мокруху. Утром, базарю, откинулся.
– Стопорила [104] , что ли? – мрачно проговорил один из блатных. – А ты не гонишь? Кого из людей [105] знаешь?
– С паном Юзефом на киче чалились.
По тому, как переглянулись блатные, граф понял – пана Юзефа они знают. Надо закреплять успех.
– Пошли, братва, бухнем за неподлеглость [106] ! У меня лавэ есть!
С этими словами он сунул руку в карман, достал ее сжатой в кулак и протянул ближе всех стоящему блатному, разжимая кулак в котором были деньги из разграбленной булочной. Тот опыта не имел, поэтому шагнул вперед, теряя равновесие, и протянул левую руку, чтобы взять предложенное.
И – раз! Правой рукой граф Ежи захватил его левую и рванул на себя, сам делая шаг вперед. Доля секунды – и он уже прикрыт от второго блатного, лихорадочно пытающегося перекинуть в руку автоматическую винтовку и от непривычки запутавшегося в ремне.
И – два! Левой рукой захват шеи, рывок вперед и вверх. Противный хруст – и тело бандита с пистолетом обмякло в руках.
И – три! Граф упал на землю спиной, он видел, что не успевает, и ему надо было уйти с линии огня автоматической винтовки. Тело убитого им бандита по-прежнему прикрывало его, отпустив сломанную шею, он наконец-то нащупал пистолет.
И – четыре. Не ожидавший падения своего противника бандит хоть и разобрался со своим автоматом, но он не успевает, катастрофически не успевает. Если у погибшего бандита не дослан патрон в патронник – ему конец, на то чтобы дослать, нужно как минимум две секунды, их у него нет. Палец сдвигает предохранитель.