— Рад был навестить вас, экселенц.
— Большая честь видеть вас в посольстве, Ваше Сиятельство. Нижайше благодарим вас за визит.
Проводив взглядом «БМВ», огляделся по сторонам. Уже было жарко, так жарко, что сорочка моментально прилипала к телу и воздух превратился в дрожащее марево, казалось, что это пляшут джинны.
Варфоломей Петрович ждал у двери, не осмеливаясь выйти на солнцепек.
— Ваше Превосходительство…
— Знаю… Мы молодцы. Никто и никогда не делал такого, что сейчас сделали мы.
— Ваше Превосходительство, у вас еще один посетитель.
Я вспомнил идущего к зданию посольства неизвестного.
— Кто именно?
— Сэр Уолтон Харрис, второй баронет Харрис, чрезвычайный и полномочный посол Британского содружества.
Вот как… Вероятно, он весь изошел ядом, когда встретил шахиншаха в посольстве, вот так вот, неофициально.
— Это так здесь принято — отдавать визиты без предварительного уведомления?
— Нет, Ваше Превосходительство, здесь так не принято. Я сам теряюсь в догадках, что заставило сэра Уолтона посетить сегодня нас.
Может быть, мое нежелание нанести визит первым и представиться? А может, любезно сообщить о том, что правительство Ее Величества разыскивает меня по обвинению в убийствах и терроризме. Интересно, что сейчас происходит в Белфасте?
— Где он?
— Ваше Превосходительство, я осмелился препроводить сэра Уолтона в Ваш кабинет, предварительно забрав все подписанные Его Светлостью бумаги.
— И правильно сделали, сударь. Денежное поощрение за этот месяц за успехи в работе я вам гарантирую.
…Сэр Уолтон в мое отсутствие просто стоял у окна и смотрел на что-то, находящееся в саду, — возможно, он пытался разглядеть из наших окон свое посольство, располагавшееся по соседству. Из-за большого сада сделать это было невозможно — сам пробовал. Заслышав мои шаги, он повернулся — солнце, нещадно бьющее в окна, осталось за его спиной, и фигуру посла словно окутал солнечный, переливистый нимб.
— С кем имею честь, сударь? — спросил я, как подобало по правилам этикета, хотя и знал ответ. Спросил на английском — языке гостя, что было проявлением уважения, и никак не унижало говорившего, как некоторые полагали.
— Сэр Уолтон Харрис, второй баронет Харрис, генерал от авиации Ее Величества в отставке, чрезвычайный и полномочный посол Британского содружества в Персии.
Сэр Уолтон протянул мне свою визитку — протянул сам, хотя, если следовать этикету в точности, ее должен был подносить слуга на серебряном подносе. Я принял ее и вручил в свою очередь свою.
— Князь Александр Воронцов, контр-адмирал флота Его Величества Императора Александра, чрезвычайный и полномочный посол Российской империи в Персии.
— Очень приятно.
— Сэр, может быть, присядем. Виски?
— Прошу вас, минеральную воду, если есть. Для виски сейчас слишком рано и слишком жарко.
— Вы совершенно правы, сэр. — Руки открывали большую бутылку «Боржоми», а мозг работал на полную мощность. — Позвольте полюбопытствовать, сэр, не приходится ли вам родственником сэр Тревис Харрис, маршал авиации Ее Величества?
— Это мой отец, сэр. Ему было бы приятно узнать, что в России его помнят и по сей день, даже после его кончины.
Да уж, помним…
— Мы помним вашего отца. Помним как храброго воина и полководца, сэр. Русские всегда уважали отважных людей.
— Приятно слышать, сэр. В свою очередь позвольте полюбопытствовать, где вы так хорошо научились говорить по-английски?
— Сэр, в России знание двух иностранных языков является обязательным минимумом для любого окончившего высшее учебное заведение человека, неважно, гражданское или военное. Английский язык популярен в Российской империи и по популярности лишь ненамного уступает немецкому. Что же касается меня, сэр, то в детстве у меня был хороший репетитор, сэр, обучивший меня всем тонкостям вашего языка.
— Вероятно, ваш репетитор был родом из Северной Ирландии, сэр, — как бы мельком заметил сэр Уолтон, — у вас в речи чувствуется североирландский акцент.
— Так оно и было, сэр.
Дипломатия — это искусство говорить мягко жесткие вещи…
— Просто удивительно, — заявил сэр Уолтон, отхлебнув из бокала напиток, — что это, сэр? Никогда не пробовал.
— Это «Боржоми», сэр. Минеральная вода с гор Кавказа.
— Просто удивительно. Вы не знаете, ее можно купить в Великобритании?
— Нет, сэр. Эта вода, равно как и многое другое, запрещена к ввозу на территорию Соединенного королевства. Ее Величество считает, что, покупая эту воду, ее подданные будут поддерживать русских, угнетающих свободолюбивые кавказские народы.
Получил?
— Воистину, ради такого чуда можно заняться контрабандой.
— Сэр, если вы на это решитесь — возьмите меня в долю. Но вы так и не сказали мне, что привело вас в мой дом, так рано и без доклада.
— Увы, сэр, дело, не терпящее отлагательств. Я должен вручить вам ноту.
О как!
— Позвольте, сэр, какая может быть нота? Согласно дипломатическому протоколу, ноты имеют право вручать лишь официальные лица страны пребывания. Вам следовало бы вызвать нашего посла в Британском содружестве, если Ее Величество желает сказать нечто столь важное государю Александру, что для этого требуется вручать ноту. Вы уверены, сэр, что вы должны вручить ноту именно мне и именно здесь?
— Увы, сэр. Я абсолютно в этом уверен. Инструкции, полученные мною из Форин Оффиса, не допускают двусмысленного толкования.
— Запросите разъяснения. Я не могу принять у вас эту ноту, если в точности следовать правилам дипломатического протокола.
— И тем не менее, сэр, я настоятельно прошу принять ее.
Бред какой-то.
— Что же, сударь, если вы настаиваете — я приму ее и передам в Санкт-Петербург. Думаю, Певческий мост [15] даст мне, да и вам какие-то разъяснения по этому вопросу.
Конечно, по протоколу я не должен был это читать. Но протокол и так был безнадежно нарушен, а конверт предусмотрительно не запечатан.
Александру
Императору и Самодержцу Всероссийскому, Московскому, Киевскому, Владимирскому, Новгородскому;
Царю Казанскому, Царю Астраханскому, Царю Сибирскому, Царю Херсонеса Таврического, Царю Грузинскому,
Государю Псковскому и Великому Князю Смоленскому, Литовскому, Волынскому, Подольскому и Финляндскому;