Вот и снимали фильмы типа «Русский рассвет», где толпы оккупантов в ушанках и валенках вторгаются в Америку и расстреливают детей в колясках. Вот и писали статьи – одна страшней другой. Россия – под пятой диктатуры. Россия – несвободная страна, русские привыкли жить рабами и хотят сделать рабами весь цивилизованный мир. Русские готовы ударить в любую минуту, ведь решение о войне и мире принимает Государь единолично [82] .
А в девяностые пошла разрядка – без шуток, самая настоящая разрядка. Все дело было в том, что бояться перестали сами люди. Простые, обычные люди.
Почти всю свою историю – начиная с того момента, как закутанный в шкуры неандерталец поднял камень, чтобы ударить сородича, и заканчивая Мировой войной – человечество воевало. Воевало долго и жестоко – стоило только вспомнить Столетнюю войну между Англией и Францией, длившуюся на самом деле сто четырнадцать лет и едва не сведшую в могилу оба государства. В коллективной памяти человечества копились воспоминания о войнах, о мучениях, о разорениях, когда все приходилось начинать с нуля, на пепелище. О войнах, когда забирали на войну всех взрослых мужчин, а возвращалась хорошо если половина, – ведь тогда воевали преимущественно холодным оружием. О массовых казнях побежденных, о разорении городов и угоне детей в рабство. Весь этот страх копился столетиями, и люди – все до единого – боялись войны.
А последние семьдесят лет открытой войны не было. Это был ненормальный, атипичный период в истории человечества, когда все простые люди в течение длительного времени чувствовали себя в безопасности. Последняя массовая война – Мировая – отгремела в начале двадцатых. Потом настал период малых войн, восстаний и освоения новых территорий – это было опасно, но это касалось далеко не всех. В пятидесятые наступило время так называемой ядерной паузы – когда появление оружия немыслимой доселе мощи, ядерного оружия, и наличие межконтинентальных средств его доставки – сделало любую войну между сверхдержавами самоубийственной. И сейчас, к началу двадцать первого века, в мире не просто родились два поколения, не помнящих и не знающих, что такое война, но и не осталось почти никого, кто бы мог рассказать о том, что такое настоящая война. Страх перед войной начал отдаляться.
Нет, он не ушел совсем – он оставался. В западных странах больше, в Российской империи меньше. В России власть не считала нужным оправдываться за военные траты и не считала нужным пугать подданных возможной ядерной войной. Если в Североамериканских Соединенных Штатах в пятидесятые-шестидесятые ни один частный дом не строился без радиационного убежища, а в гимназиях проводили учения по действиям в случае ядерного удара (нырнуть под парту и закрыть голову руками – интересно, они всерьез верили, что спасутся так?), то в России подобного не было и почти никто не засыпал с мыслью, что может сгореть в ядерном пламени. В девяностые начал уходить и страх ядерной войны – если долго чего-то бояться, страх притупляется. Более того, армии в основном стали профессиональными – и возможность умереть, разорванным снарядом, рассматривалась как невозможная все большим числом людей.
Частично страх войны сменился страхом терроризма. В отличие от войны терроризм, как говорится, всегда был с тобой. Терроризм – он везде и нигде, это война без линии фронта, без начала и конца. Терроризм – это вот что: ты сидишь в кафе, обедаешь и вдруг бах! – и ты уже не сидишь, а лежишь, изрезанное осколками стекла лицо заливает кровь, ты не знаешь, сможешь ли видеть, протираешь глаза и видишь, что рядом с тобой лежит оторванная кисть руки. Или – ты пришел в больницу – и тут несколько человек с автоматами врываются, бьют прикладами, кого-то расстреливают на месте, кого-то гонят на верхний этаж. И ты сидишь и не знаешь, сколько тебе еще сидеть, без еды, отправляешь свои естественные надобности на месте, вдыхаешь пропитанный страхом и вонью от испражнений воздух. Кого-то выводят на расстрел, и ты думаешь – когда начнется штурм, успеют ли спецназовцы уничтожить террористов до того, как те расстреляют тебя, и не взорвется ли фугас, заложенный в десятке шагов от тебя. Терроризм – это страх без начала и конца, но он касается только простых граждан. Тех, кто ходит обедать в кафе, кто обналичивает чеки в банке и кого не охраняет десяток натренированных спецов-волкодавов. Тех, кто принимает решения, – охраняют, и они не знают страха вообще. Никакого. И в своих решениях – а не стоит ли нам проверить: сделать то-то и то-то и посмотреть, как Россия отреагирует, – они никак не учитывают этот страх.
Вот и принимаются решения, бесстрашно ведущие к конфронтации, к нарастанию напряженности, к расшатыванию и без того хрупкой системы миропорядка, сложившейся десятилетиями. Тон дипломатических нот становится все более и более оскорбительным, а маневры самолетов-истребителей с авианосцев у границы – все более частыми. Люди, которые принимают подобные решения, и те которые их исполняют, не знают, каково это – прийти на руины своего разбомбленного дома и откопать собственными руками трупы своих дочерей. Они не знают, потому что некому об этом рассказать, – и они играют с огнем, используя для розжига все большие и большие порции бензина.
Поскольку военные методы решения проблем становятся все более и более рискованными, учитывая развитие вооружений, – применение вооружений заменяется игрой на нервах (при этом все понимают, что рано или поздно у кого-то они сдадут), а война настоящая заменяется боевыми действиями в тех сферах, где они раньше не велись. Великобритания разрабатывает новые способы коммерчески выгодной добычи нефти из сланцевых песков с канадских месторождений, по которым канадский доминион занимает первое место в мире, – это война или нет? Североамериканцы готовятся к коммерческому использованию технологии добычи попутного газа из угольных пластов, а Священная Римская империя ставит все больше огромных ветряков на европейской территории и открывает все новые и новые поля солнечных батарей в Сахаре – это война или нет? Российская империя строит первую в мире электростанцию, не уступающую по мощности крупнейшим атомным, использующую воду, превращенную в пар теплом подземных источников на Камчатке, – это война или нет?
Это – война, если не сейчас, то в будущем. Потому что война невозможна, если страны нуждаются друг в друге. Война начинается там, где нет торговли. В мире и так слишком много протекционизма, слишком много страха [83] . И если страны находятся полностью на самообеспечении – это путь к войне.